Коути Катя, Гринберг Кэрри : другие произведения.

Длинная Серебряная Ложка (Часть 1)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.23*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Написано в соавторстве с Кэрри Гринберг. Версия черновая, еще не отредактированная. Когда молодой англичанин Уолтер Стивенс приезжает в Трансильванию 1880х годов на поиски вампиров, он попадает в мир, где соседствуют сказка и реальность, а вампиры охотятся не только на людей, но и друг на друга. Уолтеру и его друзьям предстоит бороться как с внешними врагами, так и с внутренними демонами, пока они наконец не придут к выводу - даже если ты превратился в вампира, всегда можно остаться Человеком.

ДЛИННАЯ СЕРЕБРЯНАЯ ЛОЖКА

  
   Вариант первый, неотредактированный. (Псевдо)интеллектуальная собственность Баньши (Екатерина Коути) и Кэрри Гринборг. Все права защищены (вампирскими чарами).

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

АРИСТОКРАТИЯ И БУРЖУАЗИЯ

  

Вампиров бояться - в Трансильванию не ходить
Трансильванская народная поговорка

  


ПРОЛОГ

Золотые монеты не высятся над столом привычными столбиками, но свалены грудой, словно владелец и не считал их вовсе, а отмерил на глаз - сотней дублонов больше, сотней меньше, какая разница. Словно это вообще не деньги, а мраморные шарики или прочая дребедень. Когда они отражают отблески камина, кажется что на скатерти тлеет гора углей. Быть может, поэтому мужчина, который так и мусолит деньги взглядом, до сих пор не посмел к ним прикоснуться. На нем сюртук из дешевого сукна, выдающий в своем владельце мелкого клерка, но несвежий, наспех завязанный шейный платок, подбородок, уже неделю алчущий встречи с бритвой, и всклокоченные волосы выступают в качестве молчаливых обвинителей. То ли из-за все того же камина, то ли из-за многодневного недосыпа, глаза у мужчины нездорово-красные. Хотя их оттенок и в сравнение не идет с цветом глаз того, кто сидит напротив, лениво развалившись в кресле с высокой резной спинкой. У нашего нового персонажа в глазах холодное мерцание древних, медленно умирающих звезд.

Некоторое время мужчины сидят молча. Похоже, что они ждут, у кого раньше сдадут нервы. На самом же деле, в силу сословных различий, один не имеет права заговорить, не будучи спрошенным. А второй, чуть прикрыв глаза, наслаждается ароматом, который перебивает как запах сосновых дров, потрескивающих в огне, так и амбре, исходящее от грязной одежды этого крайне невезучего клерка. Но уже через несколько минут аромат начинает раздражать. Все равно что нюхать жаркое, не имея возможности его попробовать. Хотя возможность-то у него как раз имеется, да только блюдо еще не готово. Кроме того, в отличии от жаркого, которого сколько положи в горшок, столько и вынешь, люди умеют размножаться. Отлично. У него хватит терпения.

- Полно вам кокетничать, будто монашке в винной лавке. Ну же, берите. Все ваше, - и заимодавец небрежным жестом отталкивает монеты. Длинные, слегка загнутые ногти оставляют бороздки на бархатной скатерти. Не поднимая глаз, клерк сгребает монеты и рассовывает их по карманам, то и дело роняя и ныряя за ними под стол.

- Я верну, сударь, все верну! - бормочет он. - Назначьте любой процент - сто, двести, да сколько вашей душе угодно!

- Моей душе давно уже ничего неугодно, - подавив зевок, отвечает его собеседник. - Впрочем, пока я еще обладал этой, в сущности, бесполезной материей, и тогда цифры меня не больно-то волновали.

- Но в таком случае...

- Любезный, вы ведь знаете о моей природе, - он растягивает губы в улыбке, лишь на мгновение, но мужчина успевает заметить все, что требовалось.

- ... суеверие... не существует, - можно разобрать в его слабых протестах.

- Конечно, нас не существует. И вообще ничего сейчас не происходит, - ободряет клерка его галлюцинация, у которой он только что занял крупную сумму наличными. - Просто думайте, что вы попали в сказку. А в сказках, как известно, мешок золота - это просто символ перемены в обстоятельствах, а не энное количество франков и су. Точно так же кредиторы в сказках не докучают должникам векселями. Примените фольклорную логику, друг мой, тогда и поймете, как со мной расплатиться. Вернее, кем.

Но наша история начинается совсем не так.
  
  
   ГЛАВА 1

- А нет ли в ваших краях, к примеру, замка? - непринужденно осведомился молодой человек, сидевший за столиком в трактире "Свинья и Бисер," расположенном посредине маленькой карпатской деревушки. Юноша прозывался Уолтер Плезант Стивенс, имел 23 года от роду, и был уроженцем городка Элмтон, что в графстве Дербишир, Англия. Нельзя сказать, что он был нехорош собой, хотя и красавцем его тоже не назовешь. Светлые, слегка рыжеватые волосы, серые глаза, и узкое, чуть вытянутое лицо не придавали ему никакой примечательности. Как говаривал его старший брат Сесил, с такой внешностью удобно воровать кошельки, ну или устраиваться букмекером на скачках, а потом смываться с деньгами - все равно никто не опознает.

Искоса Уолтер взглянул в окно на упомянутое им строение, маячившее вдали. Замок, возвышавшийся над поросшей елями скалой, виднелся так четко, словно был выгравирован на закатном небе. Если поднапрячь зрение, разглядишь и флюгер на шпиле одной из башен. Вероятно, трактир специально был построен так, чтобы постояльцы могли любоваться сим живописным видом, достойным кисти Каспара Давида Фридриха, художника эпохи романтизма.

Далее последовала реакция, с которой сталкивается любой, кто вздумает запеть "Интернационал" вместо Te Deum во время крестного хода. Шокированное молчание, изрядно разбавленное неприязнью. Впрочем, остальные постояльцы, коих в помещении насчитывалось около дюжины, тут же вернулись к своим прежним занятиям с удвоенным энтузиазмом - кто тянул мутную брагу из кружки, кто сражался с монументальной котлетой, а некий весельчак попытался разрядить атмосферу песенкой. Но звуковые волны увязли в густой как патока тишине. Огладив бороду нервным движением, Габор Добош, хозяин сего славного заведения, расхохотался, но чересчур высоко, словно пришел в театр поглазеть на крайне бездарный водевиль, но раз уж деньги за билет заплачены, нужно доказать себе и окружающим, что все идет как надо.

- Замок? Да помилуйте, в наших краях испокон веков не бывало замков. Или господин имеет в виду замОк? Есть у нас такой, на амбарной двери весит. Не угодно ли посмотреть?

Любопытный гость едва сдержался, чтобы в отчаянии не заломить руки. Определенно, носителей языка, что вворачивают в разговор каламбуры, нужно штрафовать. Немецкая грамматика и без того доставляла ему немало хлопот. Ну чего хорошего ждать от языка, который безжалостно разделяет глагол на две части, оставляю одну в начале предложения, другую же засовывая в самый конец, так что бедняжки печально переглядываются друг с другом через безумное количество текста? От языка, который обозначает девушек местоимением "оно"? Уже за одно это суфражистки должны жечь немецкие словари!

- Спасибо, что повторили со мной омонимы. Но прежде чем мы дойдем до страдательного залога прошедшего времени - бррр! - спрошу еще раз, - юноша многозначительно потыкал пальцем в окно. - Вот этот замок - что вы имеете про него рассказать?

Хозяин пожал плечами и принялся протирать засаленным фартуком чистую пивную кружку, доводя ее до общепринятой нормы.

- Замок как замок, мне не мешает. Даже наоборот - там с одной стороны крепостная стена обветшала, видать, раствор поискрошился. Очень удобно вытаскивать кирпичи. В прошлом месяце мы таким манером сарай подновили. Так что нам от него прямая выгода, не жалуемся.

- Ну а его обитатели? - гость попытался перевести эти приземленные разглагольствования в другое, более метафизическое русло. Про сараи он и в Элмтоне наслушался. Более того, сараи - это единственное, о чем он слышал в Элмтоне. - Там же кто-то живет, правда? Не ходят ли про них какие-нибудь... ну... мрачные слухи?

- Ах, вот оно что вам нужно. Кабы не ходили, вы, небось, сюда и не приехали бы из такого-то далека. Кстати, сами откуда будете?

- Из Англии.

Трактирщик неодобрительно хмыкнул в сивые усы. Однажды он краем глаза видел карту Европы - зеленщик завернул в нее шпинат - и был осведомлен о месторасположении туманного Альбиона. Где-то глубоко на западе. За последние полвека Габор отлучался из деревни всего-то пару раз и по сей день пребывал в уверенности, что родной край- это колыбель цивилизации, а по остальной Европе еще бродят люди с песьими головами. О такой глухомани как Британия и думать страшно. Наверняка англичане до сих пор занимаются собирательством на торфяниках и ютятся в кромлехах.

-Вот-вот. Много здесь вашего брата шастает. И все-то вынюхивают, выведывают - тьфу! Но ежели вы про нашенского графа приехали лясы точить, так я вам не потатчик. И никто с вами про него судачить не станет, - Габор грозно обвел глазами выпивох, отыскивая потенциальных диссидентов. Но если крестьяне и прежде не изъявляли желания вступать в дискуссии по поводу местного дворянства, то сейчас они приступили к своим занятиям с той сосредоточенностью, которая сделала бы честь буддистскому монаху.

Мистер Стивенс почувствовал, что в груди у него словно надувается воздушный шар. Он или взлетит, или лопнет. Такой восторг юноша знавал лишь однажды, когда нашел под рождественской елкой сверток, ни размерами, ни очертаниями своими не напоминавший свитер. Правда, та игрушечная лошадка предназначалась не ему, а Сесилу - его свитер обнаружился чуть позже - но приятное ощущение осталось до сих пор.

Расчеты оказались правильными. Он на верном пути. Сначала его обескуражило отсутствие гирлянд из чеснока на окнах трактира, а так же тот факт, что стены были украшены отнюдь не религиозными изображениями, а портретами императорской семьи и вырезками из альманаха с расписанием посевных. Но упрямое молчание селян вдохнуло в англичанина новую надежду.

- А не случалось ли в округе как-либо необъяснимых происшествий? - зашел он с другой стороны. - Чего-нибудь посерьезнее кражи поросенка? Возможно, в деревне таинственным образом пропадают люди? Не только в кабаке по понедельникам, - на всякий случай уточнил Уолтер, - а вот так, чтобы раз - и след простыл?

Ответом ему послужил оглушительный грохот.

Увы, то был не раскат грома, и молнии не вспороли небо, а в распахнутое окно, ко всяческому сожалению, не ворвался пронзительный ветер, в коем слышались бы отзвуки волчьего воя. Обернувшись, англичанин увидел, как трактирная служанка, подоткнув юбку, ползает по полу, собирая рассыпавшуюся с подноса посуду, а рядом топчется невысокий щуплый юноша, в очках на длинном носу и с черными набриолиненными волосами, расчесанными надвое. Всем своим видом он напоминал крота, которого выкопали, а затем бросили посреди оживленного перекрестка. Одет он был в темно-зеленый твидовый костюм, который можно было бы назвать элегантным, если бы молодой человек не цеплялся им за каждый угол. В любом случае, покрой был модным, а сукно - дорогим. За свои годы Уолтер Стивенс научился обращать внимание на детали. Тем более что встречи с лондонскими кузенами частенько предоставляли ему обширное поле для сравнительного анализа костюмов. Сравнения всегда были не в его пользу.

- П-помочь? - робко предложил виновник происшествия, но служанка замахала на него полотенцем.

- Благодарствуйте, сама разберусь. Еще не забыла, как вы помогали нам устанавливать бойлер в ванной для гостей. Не удивлюсь, если сам кайзер потом собирал черепицу с нашей крыши по всему своему саду.

- Полно тебе яриться, Бригитта, - добродушно остановил ее хозяин, - Вот ведь какая злопамятная девка. Счет опять вашему батюшке прислать, герр Леонард? - обратился он к гостю. Тот кивнул, и трактирщик расплылся в улыбке, предвкушая как добавит к цифре парочку лишних нулей. Еще несколько таких визитов и можно покупать новую телегу.

Господин Штайнберг, отец незадачливого юноши, владел скотобойней и цехом по производству кровяной колбасы - настоящий делец, такого на мякине не проведешь. Но когда доходило до счетов Леонарда, он расписывался не глядя. Хотя бы потому, что девятнадцать лет прожил с сыном бок о бок.

Между тем Леонард подошел к столику англичанина и, получив разрешение, уселся рядом, сложив руки на коленях.

- Вам налить как обычно? - позвал Габор из-за стойки.

- Разве что чуточку больше.

Хотя Стивенс получил джентльменское воспитание, привившее ему стойкость духа, но глаза его полезли на лоб, когда перед Леонардом оказалась рюмка с прозрачной жидкостью, настолько крепкой, что один ее запах с корнем выдирал волосы в носу. Англичанин почему-то был уверен, что люди такого сорта пьют только молочный пунш, чай или оранжад. Странности в поведении Леонарда на этом не ограничились, но возросли в геометрической прогрессии. Юноша тут же вылил спиртное на стол и тщательно протер его носовым платком, который после бросил на пол. Лишь тогда он отважился наконец положить на стол руки.

- Это все микробы, - чуть краснея, пояснил он на недоуменный взгляд Стивенса. - Они повсюду. Просто мириады микробов на любой поверхности. Вы, верно, слышали про господина Пастера, французского ученого, которых их обнаружил?

- Будь моя воля, так я бы вашему Пастеру все ноги переломала, - проворчала Бригитта, проходившая мимо с дюжиной пивных кружек, - И откуда он их только понатаскал, да еще и столько сразу? Так хорошо было без них, а теперь - на вот!

- Они существовали и раньше, - миролюбиво пояснил Леонард, - но тогда мы про них еще ничего не знали...

-... вот и славно!К примеру, пока старый Жолтан не узнал, что его жена по ночам уходит не картошку у соседей воровать, а на свидания к зеленщику, у них была счастливая семья. А стоило людям разболтать, так теперь что ни день, то ссора. Вот так и вы с ваши микробами, - выведя это заключение, служанка гордо удалилась, вихляя бедрами.

Покачав головой, Леонард воззрился на Уолтера через толстые линзы очков.

- Невежественный у нас народ, что с них возьмешь? Даже не знают, с какой стороны к микроскопу подойти. Хотя я ведь им показывал простейшие организмы под большим увеличением! Кстати, источником того образца была обычная тарелка. И что же, стали они после этого дезинфицировать посуду? Как же! Сказали, что с микробами сытнее. Игнорамусы! - спохватившись, он добавил, - Простите, я слишком увлекся и позабыл представиться. Леонард Штайнберг. Я сын Генриха Штайнберга, фабриканта, хотя вы про него, конечно, и так слышали. С кем имею честь?

- Уолтер Стивенс, - сказал англичанин. Сжалившись над беднягой, он не стал протягивать ему руки.

- Я случайно подслушал ваш разговор с Габором. Вы, кажется, говорили про исчезнувших людей.

- Именно про них. А что, вам...

Но Леонард опередил его и, подавшись вперед, прошептал так внезапно, что Уолтер чуть не подпрыгнул на месте.

- У вас есть сведения, да? Умоляю, расскажите. Вы ведь знаете, что за деньгами мы не постоим. Вас кто-то послал?

Забыв о бактериальной угрозе, Леонард вдруг схватил его за плечо и, к немалому удивлению Уолтера, сдавил его до хруста.

- Да о чем вы? Право же, не понимаю... И никто меня сюда не посылал. Я этнограф, путешествую по Карпатам и собираю местный фольклор.

Сказанное было недалеко от истины. Уолтер Стивенс имел непосредственное отношение к фольклору, хотя бы потому, что в детстве читал "Сказки Матушки Гусыни"и регулярно выслушивал народные предания от младшей няньки Пегги. Особенно часто в ее рассказах фигурировали феи. Это были не те тонкокрылые, обсыпанные сахарной пудрой существа, что порхают с цветка на цветок, запрягают мышей, и умываются росой. У этих фей был прескверный характер. Они таскали детей из люлек, уводили в неволю женщин, чтобы те вскармливали их молодняк в Волшебной Стране, а некоторые так и вовсе охотились на путешественников, с целью выкрасить их кровью свои куртки. А если учесть, как быстро выцветает кровь, можно лишь вообразить уровень смертности в тех краях, где обитали эти модники. Вскоре матушка Уолтера рассчитала Пегги за то, что та протащила в детскую бутылку джина, и сказки прекратились. До поры до времени.

Англичанин почувствовал мгновенное облегчение, потому что нервный тип отпустил его плечо и теперь, опустив глаза, рассеяно вытирал руку свежим носовым платком, коих у него, судя по всему, было безмерное количество.

- Простите, я забылся.

- Пустяки, с кем не бывает, - обнадежил его Уолтер и тут же спросил исподтишка. - Выходит, люди здесь и вправду пропадают.

- Нет, что вы! У нас тут все на виду. Поэтому я...мнээ... так удивился, когда вы спросили. Подумал, уж не пропал ли кто ненароком, а мы и не заметили?

Англичанин подавил глухое раздражение. Оставалась последняя попытка, наверняка столь же безуспешная.

- Возможно, вам известен здешний граф? - спросил он, без особой надежды на положительный ответ.

- Это вы про Его Сиятельство графа Бальтазара-Фридриха-Георга фон Лютценземмерн? Знаю, конечно. Кто же его не знает? - лицо Леонарда просветлело. - Ой, раз уж вы этнограф, то вам наверняка не терпится осмотреть замок? Как же, там есть на что полюбоваться. Вот Лиловый Кабинет в восточном крыле - премилое местечко. Да и Портретная Галерея хороша.

Не в силах произнести что-либо вразумительное, Уолтер просто покивал головой. Он не сомневался, что в замке найдется и нечто поинтереснее премилого кабинета с китайскими ширмами и коллекцией бонбоньерок. Например, "Подземная-Камера-Которая-Прославилась-Тем-Что-Однажды-Там-Целый-День-Никого-Не-Пытали."

- Тогда поедемте в замок прямо завтра. Я договорюсь с графом, он охотно принимает гостей. Некоторые потом еще долго не могут покинуть его владения, плененные таким гостеприимством. Только не обессудьте, сударь, но я освобожусь лишь вечером. Днем мы с отцом заняты. Это ничего? Не слишком поздно?

...Чуть позже той же ночью Уолтер сидел в спальне наверху, перебирая содержимое саквояжа. Множество книг, включая и нежно лелеемую коллекцию penny dreadfuls (дешевых изданий с леденящими кровь историями), увеличительное стекло, две смены белья, осиновые колья, набор открыток с видами Дербишира - раздавать информаторам из туземцев - и даже серебряное распятие, которому совсем не место среди вещей выходца из семьи христиан-евангеликов.

Юноше не спалось. Во-первых, в предвкушении завтрашней поездки он готов был в любую минуту пуститься в пляс. А во-вторых, вид кровати, с колючим продавленным матрасом и сероватой подушкой, на которой явственно виднелся отпечаток чьей-то ноги, не располагал к визитам в царство Морфея. Хорошо хоть предусмотрительная Бригитта поставила каждую ножку кровати в миску с водой. Не придется всю ночь служить банкетным столом для клопов.

Порывшись в саквояже, Уолтер вытащил оттуда блокнот в потрескавшейся кожаной обложке с золотым тиснением. Первые несколько листов были вырваны еще до того, как сия вещица попала в антикварную лавку, где ее и обнаружил юный Стивенс. Иногда он задумывался, что же было на этих страницах? Хотелось надеяться, что записки о каком-нибудь кругосветном путешествии, а не подсчет карточных долгов.

Пододвинув поближе сальную свечу, копоти от которой было гораздо больше чем света, он тщательно вывел химическим карандашом на первой странице - "Рассказ о моих приключениях."

Немного подумав, он добавил слово "зловещих."
  
   ГЛАВА 2

Широко раскинулись неприступные карпатские горы, редкий путник добирался до этих мест, а еще меньше - возвращалось отсюда домой (по данным местного статистического агентства, кабака "Свинья и Бисер," из 3 человек возвращалось не более 2,6. Статистика - жестокая наука). Вечные снега лежали на вершинах устремившихся ввысь пиков, дороги проложены не были, а о железной дороге рассказывали только в сказках. И, конечно, над всей этой холодной красотой неприступной громадиной возвышался Замок.

Ходили слухи, что по ночам его обступают волки и протяжно воют на луну, что его хозяин оборачивается летучей мышью и, незамеченный, летает над близлежащими деревнями, что дочь графа любит принимать кровавые ванны, и что раз в год со всех концов света в Замок стекается всевозможная нечисть на бал. В общем, это был обычный, заурядный карпатский замок.

О хозяевах этих владений не говорил только немой. Как и в любом уважающем себя Замке, там жил граф. Он был таинственен, величествен, ходил в плаще, а его имя было настолько длинным, что едва умещалось в отведенном ему месте в фамильном реестре. Никто не сомневался, что его обязательно нужно считать вампиром. В конце концов, как это - Замок без вампира? Даже если бы граф им и не был, то должен был стать хотя бы для того, чтобы соответствовать статусу.

У него была дочь - прекрасная дева с длинными как их родословная и черными как сама ночь волосами, томным взглядом печальных глаз, и тонкой, белоснежной, как батистовый платочек, кожей.

А у дочери была служанка, но рассказ о ней мы пока опустим, как не вписывающийся в концепцию.

***

Дева, грустно вздохнув, остановилась около высокого окна и окинула взором прилегающие к замку красоты: горы, горы, сарай, горы, горы, и маленькая деревушка с заковыристым названием и одним культурным центром - кабаком. Вот же не повезло - оказаться в такой глуши, окруженной с одной стороны неприступными горами, с другой... тоже неприступными горами, ну а третьей стороны и вовсе не было.

Она отвернулась от окна, но и созерцание комнаты ее тоже не радовало.

В ее покоях одиноко горела свеча. Если присмотреться поближе, можно заметить, что она слеплена из огарков, и свет дает неровный, тусклый. А уж о газовом и тем более электрическом освещении если и слышали, то весьма отдаленно. Около свечи, нагнувшись поближе, сидела горничная девушка Эвике и сосредоточенно пришивала кружева в бальному платью своей госпожи. Не важно, что это были кружева, стоимость которых исчислялась исходя из их возраста, и что в некоторых музеях их бы с радостью приняли в коллекцию, а само платье относилось к понятию "мода" довольно опосредованно.

- Вот так, и дырка почти не видна! - Эвике перекусила нитку и оглядела свое творение. - Кружева все скрыли, а если я бантик приделаю, то совсем как новое будет. Фроляйн Гизела? Вы там заснули? Дайте-ка приложу...

А еще в Замке не было зеркал. Их не стало недавно, но юная Гизела фон Лютценземмерн была уверена - прошла вечность. Теперь ее единственным зеркалом были глаза горничной, а, как вы понимаете, это не самый надежный источник информации.

Гизела вспомнила последние пришедшие в замок журналы мод (пока они шли из Парижа, мода уже и забыла о том, что когда-то была такой) и вздохнула. А потом она вспомнила о протекающем потолке в своей комнате, об осыпающейся штукатурке и сломанном водопроводе, вздохнула еще раз и решила, что платье - это не самое ужасное в том существовании, которое и жизнью-то назвать трудно.

- Думаю, гости оценят, - довольно разглядывая свой труд, произнесла Эвике.

- Они как раз любят все такое... старинное.

- А ваш жених в вас просто повторно влюбится!

- Если разглядит, конечно.

- С таким платьем и никакого приданого не надо, правда ведь? - деликатно гнула свою линию горничная.

- Пусть лучше он сам заплатит, - усмехнулась Гизела. - Иначе какой смысл в таком женихе?

- Ну что вы, фроляйн, он очень... э... милый. К тому же, у его семьи много денег.

- Это, пожалуй, его главное достоинство. Придумать бы еще, что с ним делать после свадьбы.

Девушки хихикнули, и в унисон им в лесу завыл волк.

* * *

В то время как обитательницы замка ютились возле тусклой свечи, в особняке фабриканта Штайнберга свет горел во всех комнатах. Даже в тех, где в данный момент никто не находился. От подобной иллюминации не было практической пользы, но был в ней глубокий смысл. Как и в мраморных лестницах с позлащенными перилами, и в обоях с рисунком а-ля Уильям Моррис, один метр которых стоил больше чем вся деревня. Иными словами, если бы перед курами герра Штайнберга, занимавшими отделанный кафелем курятник, бросили пригоршню форинтов, птицы скорчили бы кислую мину.

Комната молодого господина Леонарда, пожалуй, гармонировала бы с великолепием этого дома, кабы не копоть на лепном потолке, из-за чего резвящиеся ангелочки-путти напоминали жителей Конго. Но белить потолок раз в два дня - а именно с такой частотой здесь происходили техногенные катастрофы - слуги отказались наотрез. Зато личные вещи юноша содержал в патологической чистоте, а книги расставлял на полках в алфавитном порядке.

Чувствуя себя белым сагибом, который, вооружившись охотничьим ружьем, засел в кустах в ожидании льва, Леонард Штайнберг склонился над микроскопом. Как жаль, что приходится работать по ночам. Все же газовый рожок не сравним с лучами солнца. Но о том, чтобы взяться за микроскоп днем, не могло быть и речи.

В образце воды, взятом из насоса при трактире, помимо всего прочего оказалась и весьма занимательная амеба. Она понемногу осваивалась на новом месте и начинала вести себя интересно. Затаив дыхание, молодой ученый наблюдал за ее движениями, становившимися все увереннее, все грациозней.

- Леонард!

По коридору прогрохотал высокий, плотно сбитый мужчина средних лет. Его нафабренные фельдфебельские усы торчали в стороны. Волосы были черными с проседью, а если точнее - седыми с проблесками черноты. Но жизнь делового человека это не ложе из роз.

- Леонааард!

Как водится, отец вошел без стука и чуть замешкался на пороге, когда юноша, не отрываясь от окуляра, сделал предупредительный жест.

- Чу! Ты ее вспугнешь.

- Кого - ее? А, опять твои финтифлюшки!

Ну что за наказание! Вот у других дети коллекционируют дуэльные пистолеты, или японские гравюры, или на худой конец папоротники, увлечение которыми захлестнуло Европу еще в 1850х. Лишь его сын собирает то, что в приличной компании не покажешь.

Леонард нехотя отошел от стола и, опустив руки по швам, вытянулся перед Штайнбергом, воплощая сыновнею почтительность.

- Это не ф-финтифлюшки, это начало моего карьерного пути.

- О нет, мальчик, колбасный цех - твоя карьера, а все это, - Штайнберг махнул рукой в сторону книжных полок, - суета сует и всяческая суета.

-Я придерживаюсь противоположного мнения.

- Уже дерзить начал?

Мгновение - и отец сгреб его за воротник, швырнул на пол, после чего одним мощным движением смел со стола нагромождение бумаг, колбы с образцами, микроскоп. Теперь все это мокло на полу в одной уродливой куче. Где-то там была и амеба. Леонард мысленно с ней попрощался.

По крайней мере, юноша был уверен в чистоте ковра, который по его настоянию горничная три раза в день протирала раствором воды и спирта. Тут бы нам и прийти к выводу, что слуги злились на Леонарда за нерациональное расходование ценного продукта, но на деле они относились к этому философски. У каждой деревенской семьи имелся самогонный аппарат, так что недостатка в алкоголе здесь не знавали. Плоха была та невестка, которая на утро после свадьбы не поднесла бы свекрам рюмку душистой сивухи, приготовленной собственноручно по старинному семейному рецепту, который она выучила еще на коленях у матери.

Кроме того, прислуга относилась к молодому хозяину как бедуин к песчаной буре - неизбежная катастрофа, впрочем, придающая жизни некую пикантность. И это был трезвый Леонард Штайнберг. Воображение пасовало перед тем, на что он будет способен, залив глаза. Пусть лучше употребляет спиртное так, а не иначе.

- Ты не должен так себя вести, - поднявшись, Леонард тихо укорил Штайнберга-старшего. - Хотя ты мой отец, но ты не господин надо мною.

- Пока я оплачиваю твои карманные расходы, я тебе и то, и другое! Ах да, конюх только что проболтался, будто ты велел заложить экипаж завтрашним вечером. Куда навострился?

- Дело в том, что давеча в "Свинье" я познакомился с одним англичанином, он тут проездом...

- Небось, будете вдвоем бултыхаться в Мутном Пруду, детворе на потеху, и вылавливать своих мокриц, чтоб их черти взяли?

- Это не мокрицы! - живо отреагировал Леонард, но увидев как помрачнело лицо отца, воздержался от дальнейших объяснений. Новая трепка ему не улыбалась. - В любом случае, герр Штивенс приехал сюда с другими целями. Он этнограф, путешествует по европейским деревням.

Впервые за время разговора Штайнберг проявил интерес.

- Он богат? Должны же у него быть средства, чтобы финансировать такие эксцентрические выходки?

Фабрикант был уверен, что стоит увидеть одну европейскую деревню - и ты знаком с ними всеми. Повсюду то же пьянство, суеверия, и нежелание шагать в ногу с капиталистическим строем.

- Не знаю. Я не спросил, - виновато ответил Леонард. - Он сказал, что интересуется фольклором.

- Чем?

- Ну там сказки, прибаутки, заговоры от вросшего ногтя... Фольклор - это основа растущего национального самосознания, - продекламировал юноша. - Про крайней мере, он так сказал. Очень славный молодой человек...

- А ты уверен насчет последнего пункта?

- Т-то-есть?

- Что перед тобой был человек, - пояснил Штайнберг, чувствуя в груди завихрения гнева, ледяного как арктический шторм.

- Да, кажется...

- Кажется?

- Точно да! - убежденно заговорил Леонард. - Он попросил у служанки хлеба и сыра.

- Значит, они еще не начали прибывать. Так, - отозвался Штайнберг. - Так. И ты предложил ему прокатиться в нашем экипаже - куда, кстати?

- В замок Лютценземернн, познакомиться с господином графом.

- Леонард, ты выжил из ума! - простонал отец, прикрывая глаза рукой. - Ты хотя бы представляешь, олух , как это может быть опасно!

- Но....

- И после того, что произошло! И буквально накануне Бала!

- Ты ду-думаешь, что между все этим есть взаимосвязь?

- Я уже не знаю, что и думать.

Он обессиленно рухнул на стул, который возмущенно скрипнул от такого обращения. Сын встал рядом. Ему хотелось упасть на колени и зарыться отцу в грудь, но Штайнберг-старший мог расценить это как чрезмерную вольность. Кроме того, Леонард не знал в точности, когда тот в последний раз менял белье. Несвежая рубашка это рассадник бактерий, а отец сейчас такой рассеянный из-за тяжких дум. То ли еще будет через неделю, когда распроклятый Бал наконец состоится.

Вернее, не состоится - вот в чем ужас-то. Но об этом пока никто не знает.

- Прости, отец, я поступил глупо, - промямлил Леонард. - Конечно же, никуда я с ним не поеду.

- Наконец-то здравая мысль. Нам сейчас нужно сидеть тише воды и ниже травы.

- Но сам он все равно доберется до замка. Хоть пешком, но доберется. Нужно было видеть, как он загорелся этой идеей.

- Что ж, его право. Мы все равно не сможем помешать. А вот графа, пожалуй, стоит предупредить, чтобы ждал посетителя. А то еще обидится, что ты подкинул ему незваного гостя за здорово живешь. Хотя вряд ли, гостей он любит. Даже чересчур, - криво усмехнулся Штайнберг. - Отправь ему весточку и, главное, в подробности не вдавайся. И не забудь засвидетельствовать свое почтение фроляйн Гизеле! Ох, и почему я должен тебя всему учить!

Леонард уныло кивнул. Он давно уже чувствовал себя так, словно пытался вытащить из шкафа галстук, лавируя между скелетами, которые клацали зубами и норовили цапнуть его за руку.
  
  
   ГЛАВА 3


- Вы звали меня, герр доктор?

Доктор Ратманн, главный врач в больнице Св. Кунигунды, оторвался от изучения документов и посмотрел на вошедшую. Как и остальные сиделки, девушка была одета в темно-коричневое шерстяное платье с высоким белым воротничком и столь же белоснежным фартуком, из-за чего запросто сошла бы за горничную из респектабельного семейства. Из-под гофрированного чепца не выбилось ни пряди каштановых волос. Несмотря на свою молодость, ночная сиделка являла картину спокойствия и благопристойности.

Она была высока ростом и хорошо сложена, но общую картину портили руки, чересчур мускулистые для барышни. Такие бывают у девиц, которые всю жизни работали с маслобойкой - или же увлекались теннисом и стрельбой из лука. Кожа ее была смуглой, но россыпь еще более темных веснушек на щеках и носу устраняла любой намек на экзотичность. Из-под густых бровей пристально смотрели вполне заурядные карие глаза. И скулы чересчур острые, и губы тонкие. Вот кому не помешало бы немножко пудры, да мазок помады. Сиделка, похоже, сама об этом догадывалась.

На второй же день службы она заявилась с нарумяненными щеками, размалеванными губами, да и в глаза накапала апельсинового сока, чтобы блестели поярче. Кого она надеялась таким образом подцепить, одному Господу известно. Ведь если сиделке и повезет найти супруга в сих стенах, от него потом всю жизнь придется прятать острые предметы и залезать под кровать, демонстрируя что там не сидит немецкий кайзер Вильгельм, навевающий на него бессонницу с помощью животного магнетизма. Как бы то ни было, но старшая сиделка фрау (хотя фроляйн, конечно) Кальтерзиле не спускала подчиненным подобного распутства. Ведь именно спартанский облик отличал медсестер от прочих девушек, тоже работавших в ночную смену. Сначала она разразилось тирадой, согласно которой рядом с бесстыдной сестричкой даже Лукреция Борджиа выходила жалкой дебютанткой, пришедшей на свой первый бал в розовом платье с фижмами. Затем, схватив бедняжку повыше локтя, поволокла ее в ванную, смывать следы былого порока. Вся смена тут же припала к двери, ибо у старшей сиделки рука тяжелая, да и на расправу она была скорой. Новенькую ожидала серьезная головомойка.

Сразу же послышался плеск воды, а затем всхлипы и просьбы, "Ах!... Боже мой, что вы делаете... да как же так можно... ну полно вам... прекратите, пожалуйста..." Удивлению персонала просто не было предела, когда стало ясно, что это причитает фрау Кальтерзиле. Проще было разжалобить гранитную глыбу, чем заставить эту женщину пролить хоть слезинку. "Так сойдет или мне продолжить?" спокойно уточнила девушка. "Да, да, хватит уже, простите, я была неправа!!!" Наконец из ванной вышла новенькая, со смиренным видом и без крупицы румян, а вслед за ней выбежала фрау Кальтерзиле, которая понеслась прямиком в кладовую и одним махом употребила полугодовой запас успокоительного. С тех пор старшая сиделка величала подчиненную не иначе как "сударыня" и склонялась перед ней в реверансе, словно ученица начальных классов при виде строгой директрисы. Да и с остальными медсестрами сделалась помягче. Те только диву давались, но их любопытство так и не было удовлетворено - новенькая оказалась не из болтливых, себе на уме.

"Иными словами, идеальная кандидатка для этого задания," - подумал доктор Ратманн, по-прежнему разглядывая медицинскую сестру.

- Проходите, фроляйн, и присаживайтесь, пожалуйста.

- Благодарю, герр доктор.

Присела на край стула, смотрит выжидательно. С такой лучше резину не тянуть.

- Я вызвал вас вот по какому поводу - на днях к нам поступила новая пациентка.

- Еще одна императрица Елизавета, надо полагать?

- Нет, не угадали. Кстати, сколько их уже у нас?

- Три штуки. И постоянно выясняют, какая из них настоящая.

- И как же?

- Зачастую, меряются талиями.

Она решила умолчать про скачки на табуретках. Она еще не до конца осмыслила этот опыт, чтобы выразить его вербально. В ее списке "Событий, о которых я не хочу вспоминать никогда" скачки на табуретках занимали почетное четвертое место.

- Что же стряслось с новой больной?

- В один прекрасный день она начала говорить странные вещи, которые очень не понравились ее опекунам. Настолько не понравились, что тем пришлось принять определенные меры. Я еще понимаю, если бы этому предшествовали перебои в менструальном цикле, ну ли хотя бы зауряднейшая arc-en-ciel. Но барышня даже от хлороза никогда не страдала. Вес в норме. Развитие соответствующее возрасту. Семья хорошая, без сумасшедших... хотя надо же откуда-то начинать, правда? - хихикнул доктор. - Зовут пациентку... А впрочем не важно, как ее зовут. Можете называть ее тем именем, которым она представится.

- Что от меня потребуется? Устроить ей холодный душ? Или горячий? - спросила сиделка ровным голосом, словно уточняя сколько ложек сахара положить в чай. - Или все вместе - посадить в горячую ванну, а на голову лить ледяную воду по капле?

- Боюсь, что ледяной душ доживает свои последние дни,- доктор потер высокий с залысинами лоб, - Иное дело в прежние времена - раскрутишь, бывало, больную на центрифуге, чтобы блуждающая матка вернулась на место. Эх, красотища! Но нет, сейчас в моде новые штучки, тот же гипноз.

- Вам угодно, чтобы я ее загипнотизировала? - подумав, предложила девушка.

- Ну что вы, милочка, откуда вам знать о такой технике, - покровительственно улыбнулся эскулап, - Вам нужно просто-напросто поговорить с ней.

- О чем?

- О том, что ее беспокоит. Это тоже новый метод, разговаривать с пациенткой о ее заболевании. Мол, если выговорится, ей легче станет, да и доктор поймет, как ее лучше лечить. По-мне, так метод сомнительный. Сколько не болтай, а матка у больной от этого на место не встанет. Но нельзя допустить, чтобы наша лечебница прослыла прибежищем ретроградов. Кроме того, с этой пациенткой нужно обращаться поделикатней. Ее опекуны - очень влиятельные люди. Вы слышали выражение "из-под земли достать"? Так вот, они обладают достаточными средствами, чтобы в случае чего пробурить землю насквозь и поймать вас где-нибудь в Аргентине. Все понятно?

- Да, - ответила сиделка, которой незнакомая девица нравилась все меньше и меньше. Если бы она умела лебезить перед богатыми клиентками, то пошла бы в служить в ателье.

- Тогда ступайте, фроляйн. Вам в четырнадцатую палату. Завтра жду вас с отчетом.

Сделав книксен, сиделка направилась в восточное крыло. Отыскала нужную палату и приподняла бляху, закрывавшую дверной глазок. Кажется, все тихо. Комнатка была маленькой и узкой, с белеными известкой стенами, дощатым полом и обязательной решеткой на окне, через которую робко пробивался лунный свет. Тень от решетки падала на пол, будто разлинованный для игры в крестики-нолики. Причудливая тень стала единственным украшением палаты, где не было ни книг, ни даже рамочек с вышивкой на стенах. Только кровать, застеленная стеганым покрывалом, табурет да ночной столик с медным тазом для умывания. Ничто не должно было напрягать и без того утомленный разум пациенток, который расслаблялся на диете из серовато-бежевых оттенков, в то время как их тела извлекали пользу из пресного молочного супа. Уже через месяц такой благотворной терапии даже спартанский царь Леонид завыл бы от безысходности, не говоря уже о женщинах, которые готовы были отречься от своего безумия ради тоста с горчицей и сардинами.

Несколько раз провернув ключ в замке, сиделка осторожно распахнула дверь, но вошла лишь когда стало очевидно, что никакая неприятность ей не грозит. В изобретении ловушек здешним пансионерам нет равных. Классическим вариантом служил мешок с мукой, установленный на приоткрытой двери так, чтобы падать сверху на вошедшего. Но раздобыть муку не так-то просто. Поэтому полный ночной горшок был популярной альтернативой.

Ситуация ей сразу не понравилась. Торжественно скрестив руки на груди, на койке возлежала худенькая девочка лет 17ти, всем своим видом напоминая статую на усыпальнице какой-нибудь средневековой королевы. Признаков жизни больная не подавала, чем привела ночную сиделку в негодование. Неужели и правда решила окочурится? Только не в ее смену! Она не знала точно, но за такое наверняка штрафуют.

Решительными шагами сиделка подошла к кровати и уже нагнулась над пациенткой, чтобы прислушаться к ее дыханию, как та вдруг резко распахнула глаза. Этот трюк присутствует в репертуаре любого мало-мальски инфернального существа в мировом кинематографе. Для зомби эффектно взмахнуть ресницами, когда к нему приблизится коронер со скальпелем, - все равно что для балерины встать в третью позицию. Основополагающие знания. Другое дело, что сиделка никогда не была в кино, да и поезд братьев Люмьер придет только лет через пятнадцать.

Вскрикнув от неожиданности, она отскочила назад и ударилась о ночной столик, который драматическая ирония загодя поставила на ее пути. Тазик для умывания, как дервиш, закружился на полу. Окончательно разбуженная медью звенящей, пациентка приподнялась на локте и светски улыбнулась.

- Добрый вечер, - сообщила она, но сиделка этот вечер таковым не сочла.

- Меня зовут Кармилла,- продолжила девица, наблюдая как сиделка, все еще массируя ушибленное бедро, доковыляла до газового рожка и зажгла свет, - А как ваше имя?

- Для вас - фроляйн Лайд, - буркнула сиделка, не терпевшая фамильярностей. Кроме того, она не сомневалась что девушка назвалась не своим именем. На Кармиллу она не тянула. Максимум на Лизхен или Софи.

При свете газового рожка девушка напоминала рисунок акварелью - черты ее лица были приятными, хотя и размытыми, невыразительными. Русые волосы чуть приоткрывали маленькие, словно вылепленные из воска уши. Шея была совсем тонкой, вот-вот переломится, плечи худыми. Через вырез ночной сорочки, расстегнутой на несколько пуговиц, виднелись ключицы, тоненькие, как карандаши. А вот на груди сорочка едва вздымалась.

Так же сиделка заметила, что самопровозглашенная Кармилла разговаривала по-немецки с легким акцентом. Это был не итальянский, его бы она сразу определила. Английский, разве что?
- Вы здесь новенькая? - спросила Кармилла.

- Да, как и вы. А будете и дальше так пакостить, сделаетесь старожилкой. Впрочем, я надеюсь что наше знакомство не затянется.

Она уже поняла, что девица - не из тех пациентов, на которых умиляются.

- Так вы хотели о чем-то поговорить? - сиделка решила перейти непосредственно к цели своего визита, хотя и не представляла, о чем можно беседовать с особой столь юных лет. О новых фасонах шляпок? О способов утягивания талии до 30 сантиметров? О Сезоне? О мальчиках?!

Себя в этом возрасте она уже не помнила. Вернее, старалась не вспоминать, как и все предшествующее тому вечеру, когда ее жизнь выцвела в одночасье.

Склонив голову набок, пациентка испытующе на нее посмотрела, словно грандмейстер масонской ложи, решающий, достоин ли неофит причаститься тайн бытия. Но поскольку других претендентов на тайны бытия рядом не было, скучный медицинский персонал вполне годился на роль слушателя. Как говорится, за неимением гербовой, будем писать на простой.

- Что ж, я поведаю обо всем, - возвестила девица, - Но прежде должна удостоверится, что могу вам доверять.

Сиделка подумала, что сама она никогда не доверилась бы человеку, в чьих полномочиях привязать ее к кровати и угостить морфием, но вслух ничего не сказала. Наоборот, после долгих уговоров, все же заставила свои лицевые мышцы изобразить подобие дружелюбной улыбки и приготовилась услышать очередную historia calamitatum.

- Разумеется, вы можете мне доверять. Кроме того, хороший рассказ всегда должен быть услышан. Ну-с?

- Меня похитили и заперли здесь против воли! - с места в карьер выкрикнула Кармилла. - На самом деле, я не сумасшедшая, отнюдь! Просто я вампир.

Улыбка сиделки сделалась деревянной.
  
  
   ГЛАВА 4

Утро началось с того, что в комнату к постояльцу пробралась хозяйская кошка и улеглась ему на лицо. Собственно, и весь день развивался в подобном ключе.

Еще вчера Леонард Штайнберг попросил трактирщика оказывать Уолтеру всяческое содействие. В том числе и в его этнографических изысканиях. Понятие этнограф Габор разъяснил местному населению приблизительно в следующих выражениях - "Знаете истории, от которых у всей родни уже сводит челюсти, а уши сворачиваются в трубочку и норовят заползти вглубь головы? Про то, как у маленького Штефана прорезался первый зуб, или что случилось на свадьбе у Марицы? Ну так вот, этот человек проехал через всю Европу СПЕЦИАЛЬНО ЧТОБЫ ИХ ПОСЛУШАТЬ!!!" Сообщение произвело настоящий фурор. Обгоняя друг друга, женщины помчались по домам, извлекать из сундуков одежду поэтничней, а нарядившись, с той же прытью вернулись в "Свинью и Бисер." Когда Уолтер, отплевываясь от кошачьей шерсти, спустился к завтраку, очередь успела три раза обернуться вокруг трактира.

Энтузиазм туземцев привел англичанина в замешательство. Мысленно подсчитав число открыток с видами Дербишира, он понял, что на всех не хватит! О том, что за свои услуги рассказчицы могут потребовать денег, он как-то не задумывался. Теперь это неприятная мысль засвербела в мозгу. Уолтер вздрогнул, словно какой-то шутник плеснул ему ледяной воды за шиворот, и залился краской. В дороге он поиздержался - одно серебряное распятие съело пол-бюджета, - так что денег у него не было. Даже на обратный путь.

К счастью, селянки согласились сотрудничать бескорыстно. Более того, под конец дня они рады были и доплатить, лишь бы добрый господин еще раз послушал про то, как дедушка Шандор на спор съел целую корзину пирожков с повидлом.

Поскольку англичанин не понимал румынский или венгерский, Габор заделался толмачом при его особе. Время от времени у исследователя закрадывались подозрения, что трактирщик не только переводит, но и отсебятины добавляет изрядно. Ну не могут женщины употреблять такие выражения и углубляться в такие физиологические тонкости! Не могут по самой своей природе! С детства он привык думать, что женщина - это ангел в доме, хотя с трудом мог представить себе площадь поверхности тех крыльев, которые могли бы оторвать от земли его матушку.

К вечеру усталый этнограф прослушал добрую сотню народных песен, узнал дюжину способов безмедикаментозного лечения золотухи и мог проследить генеалогию каждого деревенского жителя вплоть до Темных Веков. Он чувствовал себя старателем, перемывшим тонну песка ради нескольких желтых крупиц. Время от времени ему действительно удавалось выловить сведения о вампирах. В большинстве случаев, это было закрепление пройденного материала. Так, в который раз Уолтер узнал, что
   - вампиры боятся серебра
- вампиры боятся освященных предметов
- они не отражаются в зеркалах. (По одной версии, потому что у них нет души, по другой - потому что при изготовлении зеркал используется серебро (см. пункт 1). В таком случае, назревал вопрос - а будут ли они отражаться в ведре с водой?)
- они могу перекидываться в летучих мышей. (Интересно, что в этот момент происходит с их одеждой? Ведь никто еще не видел мышь в плаще с пелериной. )
- они не станут есть чеснок даже из вежливости
- они крайне щепетильны в вопросах приличий и не войдут в дом без приглашения, зато уж после приглашения от них попробуй отделайся (как и от многих людей, разумеется).
-для них губителен солнечный свет,
- истребить упыря можно, отрубив ему голову и проткнув сердце осиновым колом
-и прочая, и прочая.

Все эти характеристики вампиров Уолтер знал не хуже, чем Папа Римский - катехизис. Впрочем, попадалась и весьма оригинальная информация. Согласно легендам, если перед вампирами бросить пригоршню крупы, они станут считать каждое зернышко. Наверное, они очень бережливы. Еще более удивительным было поверье о том, что умерший может стать вампиром, если через его могилу переступит монахиня. Впрочем, если бы монашки играли в чехарду возле гроба его деда Преподобного Джебедайи Стивенса, не терпевшего ирландцев и прочих "папистов," покойник тоже сделал бы пару кульбитов.

Что здесь было правдой, а что - фантазией, Уолтеру предстояло выяснить эмпирическим путем. Собственно, этим он и займется в ближайшее время.

В дверь кто-то поскребся и мистер Стивенс увидел своего давешнего знакомца, который держал под мышкой огромный сверток, перевязанный алой шелковой лентой.

-М-можно войти?

- Ну разумеется! - Уолтер пропустил его в комнату. - Я уже подготовился к нашей поездке, так что вам не придется долго ждать, герр Штайнберг...

- Просто Леонард. Когда говорят "герр Штайнберг", мне кажется, что это про отца, - смущенно пояснил он.

- Ну тогда называйте меня Уолтером.

- Да, конечно... А что это у вас?

Англичанин задумчиво покрутил в руках серебряное распятие.

- Да так, безделица. Купил на память о Будапеште. Хотите посмотреть?

Но Леонард отрицательно замотал головой, как флюгер во время шторма. Контакты с чужими вещами он сводил к минимуму.

- Красивая вещица. Вы бы носили ее поближе к себе, а то об-бидно будет потерять.

-Пожалуй, вы правы, - сказал англичанин и сунул распятие в карман.

- Эммм... Уолтер? Насчет нашей поездки... Боюсь, что она не состоится, - заметив, что у англичанина вытянулось лицо, Леонард продолжил скороговоркой. - То-есть, не состоится с моей стороны. Увы, как раз сегодня на меня свалилось множество дел дома... то-есть в цехе... то-есть... Иными словами, я не смогу быть вашим попутчиком, но не переживайте, мы что-нибудь придумаем. Наверняка у кого-то из крестьян найдется бричка...

Не успел он развить мысль, как в комнату вошла служанка Бригитта.

- Там за молодым господином приехали из замка, - сообщила она, сделав большие глаза.

- Сам граф приехал? - спросил Леонард.

- Да как вам сказать...

Сначала Уолтеру почудилось, будто у трактира остановился катафалк. Приглядевшись, он увидел что это массивная карета, рассчитанная как минимум на четверку лошадей, но запряженная одной невеселой кобылой. Худощавый возница, в пыльном кафтане и долгополой шляпе, тоже был со странностями.

- Я кучер в замке Лютценземмерн, - представился этот тип, свешиваясь с облучка. - Хозяин повелел, чтобы я доставил гостя в целости и сохранности. Так же он приглашает герра Штивенса погостить в замке несколько дней.

Что-то в его внешности сразу же насторожило Уолтера. Возможно, это была благородная осанка мужчины, отличавшая его от согбенных работой крестьян. Или же белые руки с длинными тонкими пальцами. А может и накладная борода, сбившаяся набок. Проследив за взглядом англичанина, кучер смущенно откашлялся и вернул бороду на место.

Уолтер покосился на Леонарда. Юноша топтался на месте и не знал куда девать глаза.

- Ваше... эмм... друг мой, - наконец изрек он, разглядывая свои ботинки с увлеченностью археолога, нашедшего редкий артефакт, - передай это своему господину.

Юноша боком подошел к карете и протянул вознице сверток.

- Первосортная колбаса-кровянка, без чеснока, как он любит. Скажи, что мы с отцом кланяемся Его Сиятельству и фроляйн Гизеле.

Разделавшись со светскими обязанностями, Штайнберг-младший шумно выдохнул, словно Сизиф который докатил таки камень на вершину горы.

- Конечно, Леонард... то-есть, сударь.

Пока они переговаривались, мистер Стивенс успел как следует рассмотреть транспортное средство. Краска частично облезла, но на боку еще можно было разглядеть герб с оскалившимся волком.

Поскольку Уолтер ничтоже сумняшеся принял предложение погостить, его саквояж погрузили в карету, которая тут же тронулась в путь. Когда он обернулся, то увидел как Бригитта, наблюдавшая за ними из окна, облегченно перекрестилась. Это был добрый знак.

- Мой хозяин просил окружить вас заботой, - крикнул ему кучер, - Посмотрите под сидением - там для вас приготовлена фляжка сливянки.

Уолтер действительно нащупал ее, но так и не решился сделать глоток. Неизвестно, кто пил из этой фляжки до него. Может, на горлышке остались их бактерии. Общение с юным микробиологом давало о себе знать.

Карета ползла в гору, перекатываясь с буерака на буерак. Тут уж Уолтер действительно обрадовался, что не стал угощаться графской сливянкой - его швыряло из стороны в сторону.

- Да что у вас за дороги такие, а? - возопил Уолтер, когда колени в очередной раз отбили ему подбородок.

- Трансильвания - это не Англия, - флегматично отозвался кучер, - наши дороги - это не ваши дороги.

Уже стемнело, и обступавшие дорогу ели чернели, как закопченные зубы дракона. Где-то вдали раздался протяжный волчий вой. Атмосфера была что надо. Уолтер начал представлять, как по приезду опишет свои впечатления в дневнике. Он закрыл глаза и увидел ровные строки на пожелтевшей бумаге. О, это будет поистине чудовищная история! А начнет он вот так...

"Мир окутала непроглядная тьма, а мое сердце сдавила тоска - кто знает, быть может мне не суждено более увидеть утренний свет? Тем временем вой все нарастал, пока не сделался столь пронзительным, что резал мои барабанные перепонки подобно шрапнели. Когда же я решился выглянуть в окно, чтобы установить источник этих чудовищных звуков, то увидел что за каретой несется волчья стая. Я кричал и стучал фляжкой о стену, но кучер все гнал лошадь. Вот стая уже поравнялась с нами, а в следующий момент матерый волк, похожий на оборотня из народных сказок, прыгнул на дорогу впереди лошади, заставив несчастное животное взвиться на дыбы. Карета остановилась. Но вы и вообразить не можете то чувство запредельного отчаяния, которое посетило меня, когда я увидел что кучер спрыгнул с облучка и направился к волкам. Они тут же окружили его кольцом. Их пасти ощерились, с кривых клыков капала слюна. Затем вожак, описав в воздухе серую дугу, прыгнул на горло моему Автомедону. Я зажмурился, не в силах более сносить этот ни с чем не соразмерный ужас."

Когда ему наконец удалось стряхнуть с себя волка, который истоптал ему всю грудь в попытке лизнуть щеку, псевдокучер развязал пакет и, воровато озираясь, пошвырял волкам кольца колбасы. Даже без чеснока колбаса выглядела малоаппетитно, но изголодавшиеся животные устроили из-за нее свару. Ну еще бы, ведь из-за вырубки леса, которую кое-кто устроил чтобы расчистить место для нового цеха, в округе поуменьшилось дичи, так что бедняжки сидели впроголодь даже летом. А если они начнут таскать овец, крестьяне возьмутся за рогатины и... Покончив с процедурой кормления и потрепав по загривку волчат, он вернулся к карете, где бедняга Уолтер съежился на своем сидении.

"- Вы должны забыть об увиденном, - сурово сказал он мне, просовывая бороду в окно кареты, - и ни словом об этом ни обмолвиться, если не хотите навлечь на себе гнев нашего господина!

Что мне оставалось делать, кроме как покориться его воле и отдать свою судьбу в распоряжение этого странного человека, не внушавшего мне ничего кроме страха? Так мы путешествовали в кромешной тьме еще несколько миль."

Когда карета наконец вкатилась во двор замка, Уолтер тихо посапывал на сидении, усыпленный тряской и парами пролитой сливянки. Почувствовав толчок от остановки, он продрал глаза и, зевая в кулак, выбрался из кареты. Замок окружал его со всех сторон и нависал над ним темной громадой. Казалось, юноша стоит на дне колодца и смотрит вверх. Послышался лязг и скрежет, словно кто-то скреб гигантским гвоздем по гигантской же грифельной доске, и огромная дверь распахнулась. На пороге появился высокий седой мужчина, облаченный во фрак. В руках он держал фонарь.

- Граф фон Лютценземмерн рад приветствовать вас в своих владениях, - возвестил хозяин. - Войдите же в мой замок по доброй воле и без страха.

- Без с-страха? - уточнил Уолтер, несколько напуганный таким замысловатым приветствием.

- Без страха. Не знаю, что вам наболтали в деревне, но в замке совершенно безопасно. Если вы насчет парадной лестницы, так ее почти починили.

Сглотнув, Уолтер поклонился и пожал костлявую руку графа.

- Уже полночь, мои люди давным-давно храпят в постелях. Дайте-как я вам помогу, - несмотря на протесты гостя, граф подхватил его саквояж и повел Уолтера вглубь замка. Уже в который раз за эту ночь англичанин насторожился. Сомнительно, чтобы среди слуг такого знатного семейства не нашлось какой-нибудь замухрышки - ну там помощницы младшей горничной, - которая вышла бы принять плащи господ, а после проводить их в покои. Разве может надменный карпатский магнат сам освещать дорогу гостю, да еще и нести его багаж со сноровкой профессионального грузчика? Да, профессионального. Уж слишком ловко все у него получалось. Уолтер подумал, что дело нечисто.

С другой стороны, возможно слугам аристократов живется вольготнее, хотя бы потому что хозяевам не нужно самоутверждаться за их счет? Если ты знаешь, что предок твой сражался в битве при Азенкуре, то вряд ли станешь орать на лакея, который поклонился не сразу. Зато нувориши, т.е. джентльмены в первом поколении, не дают прислуге спуску. Ну еще бы, ведь в каждом взгляде им чудится напоминание о матушке, которая работала прачкой, или о папаше, который стриг овец на ферме в Шотландии.

Узнай слуги г-на Штайнберга об умозаключениях Уолтера, они хором сказали бы "Аминь."

Погруженный в думы о социальном неравенстве, англичанин даже не заметил как они вошли в просторную залу с длинным столом, накрытым на одну персону. Объяснив, что уже пообедал и никогда не ужинает, граф предложил гостю приняться за еду, а сам уселся в кресло возле камина. В дороге Уолтер действительно проголодался, так что с жадностью накинулся на угощенье - цыпленка, такого жесткого что он, верно, уже успел мумифицироваться к моменту приготовления, и маловразумительную похлебку из разваренных овощей. Принявшись за это блюдо, Уолтер вспомнил поговорку, "Если обедаешь с чертом, возьми длинную ложку." Хотя в случае с упырями она должна быть еще и серебряной. А вот столового серебра на столе он как раз и не обнаружил. Чего и следовало ожидать.

На столе стояла и бутылка, пушистая от плесени и мха. Уолтер налил вина в бокал, размерами скорее напоминавший кубок, и осторожно пригубил темную жидкость, рассчитывая что она будет кислой, под стать остальному угощению. Но вино напоминало жидкий бархат, и юноша почувствовал, как его тело погружается в приятную негу. Но если граф надеялся таким образом усыпить бдительность гостя, ему следовало бы подумать дважды. Как бы невзначай англичанин продолжался вести наблюдения за этой сверхъестественной личностью.

"Время от времени он ронял на меня взгляды, которые иначе как "плотоядными" не назовешь. Видно было, что графу не терпится отведать моей крови, хотя до поры до времени он предпочитал соблюдать приличия. Нащупав в кармане распятие, я отчасти успокоился и постарался как следует рассмотреть моего нового знакомца. Один взгляд на его лицо обеспечил бы заикание даже бывалому физиогномисту. Цепкие черные глаза сверкали из-за кустистых бровей. Длинный, чуть загнутый нос придавал ему сходство с хищной птицей. Седые усы обрамляли тонкие красные губы, выдававшие в нем тирана и сластолюбца. Иными словами, это было лицо закоренелого маниака."

Увидев, что англичанин покончил с ужином, граф фон Лютценземмерн вызвался проводить его в спальню. Не слушая никаких отговорок, он снова подхватил саквояж..

... И тут произошло то, чего мистер Стивенс так опасался во время своего путешествия. Иногда он представлял, как это происходит среди вокзальной толкотни, или на бездорожьи, где грязи по колено. Но то были щадящие варианты. Он и помыслить не мог, что ветхое дно саквояжа отвалится именно в тот момент, когда поблизости окажется матерый трансильванский упырь.

Первыми выпали книги, тут же целомудренно прикрытые ворохом нижнего белья, а в последнюю очередь сиятельному взору графа явились осиновые колья.

- Что это? - с каменным лицом осведомился он.

- Зубочистки, - сказал Уолтер первое, что пришло на ум, и принялся заталкивать вещи обратно в изрыгнувший их саквояж. В зале стало гораздо светлее, потому что красные уши бедняги сияли куда ярче камина.

- Ну-ну, - отозвался Его Сиятельство. Нагнувшись, он поднял с каменного пола блеклую фотографию, запечатлевшую большое семейство на фоне задника, разрисованного деревьями.

- Ваши родные, надо полагать?

-Д-д-да, - выдавил англичанин с третьей попытки. Теперь ему стало по-настоящему страшно. Сам он готов был в любой момент вступить в схватку с полчищами упырей, но вот втягивать семью в великую битву добра со злом ему не хотелось. Не хватало еще, чтобы граф решил полакомиться кем-нибудь из его домочадцев. К счастью, никто из них не отличался выдающейся красотой, да и фотография была такой мутной, что поди разбери, где тут человек, а где - кадка с пальмой.

Но Уолтер-то знал наверняка, что мужчина на стуле - его отец, Джонатан Стивенс, а женщина стоящая рядом - Онория Стивенс, урожденная Лэнкфорд, его мать. Рядом были рассыпаны многочисленные отпрыски - старший брат Сесил, близнецы Эдмунд и Эдна, а так же Чэрити, Оливия, Джордж, и маленький Альберт, который через год умер от коклюша. Сам Уолтер был тем мальчиком со смазанным лицом, который в самый неподходящий момент мотнул головой.

- Не сомневаюсь, что родители гордятся таким сыном, - сказал граф, возвращая фотографию.

- Само собой, - согласился Уолтер. Его родители и правда гордились сыном, который в данный момент служил помощником стряпчего в Бристоле. Если, конечно, сам стряпчий, мистер Олдентри, еще не сообщил им о том, что его клерк однажды утром не явился в контору, потому что отправился на поиски карпатских упырей чтобы впоследствии написать про них книгу. Тогда вряд ли гордятся.

В очередной раз засунув руку в недра саквояжа, Уолтер почувствовал укол. Кажется, он только что отыскал иголку, пропавшую неделю назад, когда ему требовалось залатать прореху на рукаве. Ах, проклятье! На указательном пальце выступила капелька крови. Увидев, как изменилось лицо Его Сиятельства, Уолтер понял, что тот тоже заметил.

- Вы всегда так неосторожны, молодой человек? - спросил фон Лютценземернн, пристально разглядывая кровь. Чересчур пристально. Затем он резко отвернулся.

- Нет... просто я... нет, не всегда.

"Только по нечетным дням," мысленно добавил он.

- В наших краях подобная неосторожность не доведет вас до добра! - буквально выкрикнул граф, но тут же смягчился и добавил. - Спросите хотя бы юного Штайнберга, какую инфекцию можно занести таким путем. Впрочем, хороший отдых вернет вам внимательность. Пойдемте.

Взяв фонарь, он поманил Уолтера, который последовал за хозяином, крепко прижимая к груди злополучный багаж.

Комната, отведенная для гостя, была внушительных размеров помещением. Зато мебель казалась ветхой до крайности - того и гляди, рассыпется от одного касания, как рукоять топора в сказке про зачарованного дровосека, который вступил в хоровод эльфов и остался там на сотни лет. Полог кровати провисал под тяжестью гнездившейся на нем моли. Стены были затянуты гобеленами, изображавшими, как водится, охоту на единорога.

- Здесь нет ни одного зеркала! - воскликнул Уолтер, пытливо глядя на графа. Тот смешался.

- Да, их здесь и правда нет. Потому что... потому что глядеться в зеркало - гордыню тешить. А в нашем замке придерживаются строгих правил.

- Но как же мне бриться?

- Если хотите, я могу помочь.

Представив, как вампир тянется к его горлу бритвой, англичанин невольно вздрогнул.

- Ничего не бойтесь. Вы в полной безопасности, - успокоил ему граф. - А чтобы вам спалось спокойнее, я вас тут закрою.

Прежде чем Уолтер успел возразить, фон Лютценземмерн захлопнул дверь и запер ее на несколько оборотов. Теперь и вправду гость будет в безопасности. И он, и все остальные. Не обращая внимания на крики англичанина, аристократ вернулся к себе в кабинет. Там он задержался у окна и долго слушал, как благодарные волки пели ему серенады.
  
  
   ГЛАВА 5

В тихой карпатской ночи было что-то тревожное, и даже птицы кричали здесь по-особому - мрачно и зловеще, как будто специально репетировали для будущего фильма ужасов.

Волки, казалось, подобрались совсем близко к замку, и не сводили глаз с окна Уолтера - ну а вдруг тому захочется выйти погулять, авось ужин перепадет. Но было в этой ночи нечто еще более таинственное. И вздумай молодой человек подойти к окну и взглянуть вниз, то увидел бы весьма странную картину.

А внизу, легкие и невесомые, как нимфы сотканные из лунного света, шли две девушки. Но странным был даже не их ночной променад, потому что не можем же мы осуждать девиц за то, что они вышли подышать свежим воздухом или полюбоваться на звезды? Странной была стремянка, которую они волокли из сарая. Хотя нет, стремянка тоже была обычная - деревянная и не особенно устойчивая.

Они подтащили ее к стене и задумчиво уставились на получившуюся композицию.

- Ну что, полезай, Эвике, - неуверенно проговорила темноволосая, хотя, как доказал д'Артаньян, ночью все кошки серы.

- Только после вас, фроляйн.

Они вновь посмотрели наверх, на окна комнаты, где сейчас спал их гость.

- Может, не надо?

- Но это же была ваша идея, фроляйн, - резонно заметила другая девушка. - К тому же, у нас есть Цель.

- А, ну да, точно, Цель. А ты уверена, что Цель стоит того, чтобы столкнуться с этим сумасшедшим?

- Почему сумасшедшим? Мы его даже не видели!

- А ты всерьез считаешь человека, приехавшего в Замок перед Балом - здравомыслящим? Может быть, он считает себя Наполеоном или слушает то, что ему нашептывают черти, или читает Карла Маркса, или...

- Он приехал с Запада, - серьезно сказала Эвике.

- С Запада... И?

- Она тоже уехала на Запад! Возможно, он знает, где Она, и может помочь найти Ее.

Гизела решила не уточнять, что Запад - это не название соседней деревни, и что Она может быть как в Будапеште, так и в Брюсселе. Это несколько затрудняет поиски. Расширяет, так сказать, их диапазон. Вплоть до Североамериканских Штатов.

- Хорошо, - согласилась наконец она. - В конце концов, мы всегда сможем использовать его... для других целей.

Девушки решительно полезли вверх, стараясь не наступать при этом на длинные подолы платьев, совершенно не предназначенные для альпинизма. И, как задача-максимум, не навернуться с шаткой лестницы.


***


"Когда я наконец сорвал голос от криков и отбил кулаки о дубовую дверь," - написал Уолтер впоследствии, "Я заполз в кровать и заснул. Да, заснул, это я знаю точно, но вот проснулся ли потом? Или же это было продолжением сна, но таким реальным, что от этого становилось только страшнее? Сначала я услышал тихие голоса, доносившиеся снаружи. Они были похожи на звон тоненьких серебряных колокольчиков или весенний ручеек, журчащий высоко в горах... но все же это были голоса. Как бы я не прислушивался, я не смог разобрать ни слова. Потом голоса стихли, но я уже не мог унять бешено стучащее сердце, и теперь вздрагивал от каждого звука. Я хотел подойти к окну и посмотреть, что же происходит внизу, но какая-то неведомая сила будто приковала меня к постели."

И тут появились они. Хотя нет, сначала появились голоса, и Уолтер смог разобрать слова "щеколда" и "ах-черт-застряла", но потом они все же появились - вместе с лунным светом и прохладным ночным воздухом они вплыли в комнату, и ему показалось, будто их ноги не касались пола. Правда ему многое могло показаться, потому что глаз он почти не открывал, стараясь одновременно прикинуться спящим, нащупать под подушкой распятие и наблюдать за девушками.

А они смотрели на него, легко улыбаясь и о чем-то перешептываясь.

- Идите, вы первая, - произнесла та девушка, которая стояла чуть позади. В приглушенном ночном свете ее волосы отливали темным золотом, а тени так падали на лицо, что придавали ему лукавое выражение. Или дело было не в тенях?

Другая была полной ее противоположностью - худая, с бледной кожей, ярко-очерченными алыми губами и в легком белом платье, она казалась пришелицей из потустороннего мира.

- Он спит. Он так мил, - улыбнулась она, и ее белоснежные опасно зубы блеснули.- Стоит ли будить его?

Девушка наклонилась над ним совсем близко и помахала рукой перед закрытыми глазами. Уолтер прикинулся трупом.

- Нет, ведь мы пришли сюда не за этим.

Рыжеволосая красавица деловито прошлась по комнате и остановилась около кровати, где лежал его растерзанный саквояж. Повисла тишина, и Уолтер решился приоткрыть глаз. Один. Незаметно. К немалому его удивлению, девушки не обратили на это ни малейшего внимания - они были полностью поглощены изучением его вещей.

- Ох, сколько всего! У него наверняка денег куры не клюют, - произнесла рыжеволосая. - И костюм неплохой, явно не у старьевщика покупал.

- Вот - документы! Смотри... Англия!

- Это где?

- Это далеко.

- Человек, приехавший издалека, наверняка богат, - первая девушка сделала соответствующий какой-то внутренней логике вывод.

 - А значит...

Что это значит, Уолтер понять не успел. Потому что следующие события произошли практически одновременно:

Дверь его комнаты резко распахнулись и голос, принадлежащий графу (а путем некоторых логических умозаключений Уолтер предположил, что и сам граф был неподалеку), грозно выкрикнул:

- Прочь! Прочь от него!

Девушки разом ойкнули, и та, что с интересом изучала его документы, постаралась незаметненько закрыть саквояж и запихнуть его под кровать, но не успела.

- Не смейте приближаться к нему! - гремел хозяин замка.

Уолтер все еще притворялся спящим, но готов был поспорить, что лицо его перекошено гневом, а глаза пылают адским пламенем. Одна из девушек громко вскрикнула - должно быть, граф схватил ее за руку и потащил вон из комнаты. Вторая, виновато склонив голову, последовала за ними.

Дверь захлопнулась с такой силой, что небольшой кусок деревянной обивки отвалился, а с потолка посыпалась штукатурка. Пробудившаяся моль в панике заметалась по комнате.

Они не ушли далеко - даже через стену юноша мог слышать, как бушевал хозяин. Голос его был подобен раскатам грома; он то громко кричал на девушек, а то и вовсе зловеще шипел. Англичанин невольно пожалел бедняжек. С какими бы противоестественными целями они не проникли в его спальню, а все же не заслуживали той страшной кары, которую, безусловно, придумает для них вампир. Уолтер уже представил бедняжек в подземелье, обнаженных и в кандалах, а так же графа, который нависает над ними с бичом. Даже суккуб не вынесет такого обращения. А в том, что его навестили два суккуба, Уолтер давно уже не сомневался.

Терзаемый любопытством, мистер Стивенс приблизился к двери и прислушался.

- Я же запретил вам заходить сюда! Как вы посмели?!

- Мы всего лишь хотели... - дальше девица перешла на шепот, и он не смог разобрать, чего же от него хотели эти инфернальные создания. Но уж наверное не написать стихи в альбом.

- Да, раз он живет здесь, то должна же от него быть хоть какая-то польза, - вступила другая девушка. Кажется та, что с рыжими волосами.

- Этот человек - мой гость. Я запрещаю вам даже думать о том, чтобы... - опять тихо.

- А ты думаешь только о нем, и совсем не думаешь о нас, - раздался обиженный девичий голос. - Мы так голодаем, почему не... использовать гостя в своих интересах?

- Как будто я не понимаю, что такое голод! Но скоро все изменится.

- Скоро, скоро... А сегодня, что, совсем ничего для нас нет?

- Неужели вы думали, что я мог забыть о вас? - голос графа потеплел. - Как же, есть у меня кое-что...

Уолтер весь превратился в слух. За дверью послышался шорох и шаги, а потом девушки радостно взвизгнули.

- Спасибо, папочка, ты самый лучший! - воскликнула одна их них. - Эвике, бери мешок. Потащили!

Так, зачем вампирами мешок? Хотя их, скорее, интересует его содержимое. Воображение услужливо дорисовало картину - мешок извивался, вырывался и жалобно стонал.

Юноша почувствовал, что его бьет крупная дрожь. И только потом, когда шаги обитателей замка слышались все дальше и дальше, он позволил себе упасть в долгожданный обморок.



***


Фроляйн Лайд не помнила, как в ту ночь ушла из больницы, промчалась по улице, залитой желтым, лихорадочным светом фонарей, и вернулась домой - вернее, в полуподвальный этаж, где снимала комнатенку с крохотным окошком, через которое так удобно наблюдать за эволюцией в мире обуви.

Твари богомерзкие, ну когда же они отвяжутся? И ведь никак с ними не совладаешь! Можно только затаить дыхание, надеясь, что они пройдут мимо. В последнее время она чувствовала себя пешкой, упавшей с доски и закатившейся под стол. Но даже здесь они до нее добрались! Из-за них она потеряла все - свой дом, свою семью, и свою любовь - а им, видать, и этого мало. Как же она их ненавидела! Но еще больше она ненавидела себя.

- Ваша пациентка назвалась вампиром! - забыв про приличия, выкрикнула сиделка, как только получила разрешение войти в кабинет. Доктор удивленно посмотрел на девушку, обычно спокойную как огурец, после чего забарабанил костяшками пальцев по френологическому макету головы.

- Занятно. Хотя это многое объясняет. Например, почему она спит, свесившись с кровати головой вниз. Так ведь делают летучие мыши! Возможно, вы слышали, что согласно народным поверьям, вампиры превращаются в нетопырей?

Сглотнув, фроляйн Лайд кивнула. Уж она-то про это не только слышала.

- Удивительно, как быстро вам удалось ее разговорить. Мои вопросы пациентка все больше игнорировала. Зато теперь дело в шляпе - вам нужно просто убедить ее, что на самом деле вампиров не существует.

- Мне ее убедить? - выдохнула сиделка. Если дело и было в шляпе, то не иначе как в дурацком колпаке. Пожалуй, так глупо она себя не чувствовала никогда.

- Ну а кому еще? Очевидно, что вам она доверяет. Вы и должны вразумить бедняжку. Объяснить ей, что стыдно барышне, живущей в нашем просвещенном столетии, верить в такие замшелые предрассудки. Вампиры, ха! - утробно расхохотался доктор Ратманн. - Или еще лучше - сходите-ка в церковную лавку и принесите... чего они там боятся в сказках?... Скажем, парочку распятий, бутылку освященной воды, медальон Святого Христофора. Покажите нашей больной эти предметы, а когда ее кожа не позеленеет или что там должно произойти, девица осознает свое заблуждение. Даже обидно, что так скоро придется ее выписывать...

Сиделка побледнела настолько, что веснушки чернели на фоне абсолютно белой кожи, словно неподалеку разорвалась бочка с порохом.

- Прошу прощения, герр доктор, но я больше не могу ее видеть. Пусть ею займется кто-нибудь из дневных сиделок.

- Что вы, фроляйн, днем она спит прямо таки мертвым сном, - сострил главный врач.

- Все равно. Если нужно скрутить кого-то из буйных, я рада стараться, а разговоры - уж увольте. Из меня плохая собеседница. Я давно в этом убедилась.

- Уволить-то вас я всегда успею, - отозвался доктор, задумчиво почесывая макет за ухом, - Другое дело, кто вас примет на службу без рекомендаций? Хотя если вы сомневаетесь в своих профессиональных способностях, то можете прямо сейчас сдать униформу и идти домой.

Это было бы самой разумной идеей, но усилием воли фроляйн Лайд заставила себе усидеть на месте. На самом деле, перемещение из точки А в точку Б ничего не изменит. Как у известного персонажа Мильтона, ад в ней самой. Никуда от этого не денешься. Ведь не вывернешься наизнанку, чтобы ад оказался снаружи, а не внутри. Она полностью заслужила, чтобы с ней произошла этакая гадость. За ее трусость. За ее предательство. Поделом вору мука, поделом разбойнику кнут.

До сих пор проблема вампиризма по-настоящему остро вставала перед ней где-то раз в неделю. Теперь же придется думать и разговаривать про упырей каждую ночь, пока она по капле не выдавит безумие из головы той девчонки... Может, пора потребовать прибавку к жалованью?

- Я передумала, - сказала сиделка, и суровость доктора сменилась обычным добродушием. - Тотчас же пойду к ней. Только давайте повременим с четками и святой водой. Я слышала, что люди бывают экзальтированны настолько, что на их телах сами собой проступают раны. Взять, к примеру, стигматы. Если наша пациентка действительно верит, что она вампир, то может почувствовать боль из-за этого самовнушения. Вы же не хотите объяснять ее опекунам, почему у нее на лбу ожог в форме креста. Чего доброго, решат будто мы ее нарочно обожгли.

- А ведь вы правы, фроляйн! Далеко пойдете, - похвалил ее доктор Ратманн. - Тем более, что мы уже почти месяц никого нарочно не обжигали... Что вы так на меня смотрите? Между прочим, проверенная методика. Пациенту сбривают волосы и прижигают голову кислотой, чтобы терапевтическая боль ослабила уже существующую... Может, нашатыря вам?.. Ну хорошо, ступайте, милочка.

... Кармилла, заплетавшая косу, подскочила на кровати, когда в комнату фурией влетела сиделка.

- Что, сударыня, продолжим наш давешний разговор? - предложила фроляйн Лайд, присаживаясь на табурет. - Поведайте мне, как же вас угораздило овампириться?

Пацинтка взвизгнула от счастья и тут же затараторила.

- Одной майской ночью, когда я читала у открытого окна, в комнату мою влетел он, прекрасный как падший ангел. Его смоляные кудри ниспадали на плечи, а яростный взгляд изумрудных глаз опалил все мое существо. На нем были высокие сапоги, узкие кожаные брюки, а его кружевная рубашка была распахнута, обнажая белую, как алебастр, грудь... Фроляйн Лайд?! Господи, с вами все в порядке?!
  
  
   ГЛАВА 6

Уолтер Стивенс рассчитывал проснуться еще до заката и тщательно изучить замок. Не секрет, что днем вампиры спят так крепко, что хоть канкан на их гробах отплясывай  - даже не пошевелятся. Значит, это время суток идеально подходит для его изысканий.

Но когда юноша разлепил веки, за окном уже смеркалось. У стен замка старательно, словно мальчики из церковного хора, выли волки. Экая досада! Как же его угораздило столько проспать! Видно, сказывались вчерашние треволнения. Кому приятно стать невольным свидетелем семейной ссоры, особенно если в ней участвуют два суккуба и вампир? Как и всякий благоразумный человек, Уолтер немедленно обследовал свою шею на предмет рваных ран, но нащупал лишь адамово яблоко, которое обреталось там уже 23 года. Вампиры не торопились его кусать. Наверное, откладывали изысканную английскую кровь на десерт.

На прикроватном столике находилась керосиновая лампа - единственная уступка прогрессу - и Уолтеру удалось как следует осмотреться. Интерьер спальни ничуть не изменился со вчерашней ночи, разве что казался еще более ветхим. В смежной комнатушке находилась сидячая ванна с арабесками плесени и все необходимое для утреннего туалета. За исключением зеркал, разумеется. Сменив ночную сорочку на обычный костюм, Уолтер вернулся в спальню, где на глаза ему попался незамеченный прежде поднос с завтраком - чашкой кофе и пищевым продуктом, который в одной из своих предыдущих жизней был пирогом. Завтрак был холодным как могильная плита, из чего Уолтер сделал вывод, что он простоял здесь уже несколько часов. Но ведь кто-то же принес еду? Значит, по крайней мере один из трех демонов может передвигаться при свете дня!

Уолтер побрился, глядя на свое отражение в чашке кофе, покончил с трапезой, и осмотрел дверь. На счастье, она была не заперта. Можно отправляться на разведку.

От одного взгляда на замок Лютценземмерн даже Энн Рэдклифф понадобились бы нюхательные соли. Казалось, слово "готический" было выгравировано на каждом кирпиче. Особенно на тех кирпичах, которые уже вывалились из стен. С потолка то и дело капала вода, а кое где на полу успели образоваться сталагмиты. По коридорам гуляли десятибалльные сквозняки. Из-за них трепетали гобелены на стенах и оживали сцены охоты, на которых уже много веков подряд гончие безуспешно гнались за единорогами.

Уолтер прошелся по бесконечному коридору, стараясь ступать как можно тише. Даже через подошвы ботинок он ощущал стылый каменный пол. Здесь было холодно, сыро и пахло плесенью. Замок впитывал стужу, а после цеплялся за нее как ростовщик за кошель, не желая с ней расставаться. Поистине, только немертвые могут выжить в таких суровых условиях. В конце коридора находилось высокое стрельчатое окно, некогда украшенное витражом. Теперь от витража остались только ноги рыцаря да драконий хвост. Осторожно, чтобы не порезаться об осколки стекла, юноша высунулся в окно и увидел... Впрочем, что он увидел, мы можем узнать из его записок.

"За время пребывания в замке мне суждено было стать свидетелем стольких ужасающих событий, что в пору было и привыкнуть к ним. К тому моменту я уже не сомневался, что отныне ничто не в силах меня впечатлить. Но увиденное произвело настоящий переворот в моих чувствах. С губ моих чуть было не сорвался испуганный крик. Во дворе я увидел самого графа, который держал в руках охапку досок и молоток. Хотя нет, молоток он зажал в острых зубах, которые опасно сверкали в лунном свете. На каждом шагу вампир ронял доски, изрыгая при этом чудовищные проклятия. Наконец он пинком распахнул входную дверь и исчез в недрах замка, в то время как я, зачарованный, продолжал стоять у окна, размышляя на увиденной картиной. Наконец на меня снизошло откровение. Ну разумеется! Каждому образованному человеку известно, что носферату почивают в гробах. Наверняка доски нужны чтобы соорудить оную конструкция. А если графу понадобился новый гроб, следовательно, он рассчитывал пополнить ряды немертвых. Он собирался кого-то обратить! Убить и сделать вампиром! А ведь я был единственным живым в этой юдоли смерти.

Я собрался было покинуть наблюдательный пост, как вдруг в плечо мое вцепилась когтистая рука! Медленно обернувшись, я увидел давешнюю рыжеволосую дьяволицу, которая жестоко расхохоталась мне в лицо.

- Если вы так маетесь от скуки, - промолвила она, - я найду чем вас занять!

Услышав, как она собирается меня употребить, я почувствовал, что по жилам моим колючей изморозью растекается ужас! Дальнейшие подробности мне придется опустить из соображений морали. Могу лишь сказать, что из всех известных пыток этот демон в женском обличье выбрал самую мучительную."

- Много еще осталось? - уныло спросил мистер Стивенс, протягивая служанке по имени Эвике очередную тарелку. Девушка вытерла ее своим фартуком и поставила в комод.

- На пару часов хватит. Да вы мойте, мойте, сударь, а как закончите, мы пойдем чинить перила на парадной лестнице. Вам нельзя проводить время в праздности. А то у вас разыграется этот... как там его фроляйн называла... английский сплин! - и гризетка весело ему подмигнула.

На миловидной девице была зеленая нанковая юбка и белая блуза, поверх которой Эвике носила красный, но уже сильно выцветший корсет. Рыжие волосы служанка убрала под косынку.

Заунывно вздохнув, юноша вперил взгляд в бадью, где среди мыльной пены выпирали белые бока тарелок, словно рифы среди штормового моря. Словно Сцилла и Харибда, черт бы их побрал! А с ними заодно и слуг как категорию!

Надо признать, что Уолтер всегда побаивался чужой прислуги. В те дни у английских слуг существовал обычай выстраиваться в две шеренги у выхода, чтобы отъезжающий гость мог оставить чаевые всем от дворецкого до поваренка. А у его лондонского дяди Лэнкфорда челяди была тьма-тьмущая, и если раздавать чаевые направо и налево, то следующие пару месяцев придется жить впроголодь. В решающий момент Уолтер обычно удирал через черный ход, но слуги его, разумеется, не жаловали. По крайней мере, грелку он получал в последнюю очередь, а кофе в постель никогда не требовал, чтобы не дать кухарке повод выместить свой гнев на злосчастном напитке. Но графская горничная своим нахальством затмевала всех! Неудивительно, каков поп, таков и приход.

- А почему вы с барышней прошлой ночью залезли ко мне в комнату? - поинтересовался Уолтер. Раз он застрял на кухне на парочку часов, можно хотя бы провести время с пользой.

- Решили погулять вечерком да случайно туда и забрели, - пожала плечами Эвике. - По пути оказалось. Кстати, не забывайте тарелки и с обратной стороны мыть.

- Хорошо... Но граф не одобрил ваш вчерашний променад, - заметил англичанин не без злорадства. - Как он кричал, даже стены дрожали! Он всегда так суров с вами?

- Ох, и не говорите, сударь. В Его Сиятельстве порою просто зверь пробуждается! Как он наказывает бедную фроляйн Гизелу даже вспоминать страшно! Например, может хорошую книгу на целых полчаса отобрать. Правда, потом извиняется и приносит обратно, но все равно. Хотя вы не подумайте, сударь, на самом деле он добр и милостив. Вот меня, к примеру, он взял в услужение из приюта при Монастыре Избиения Младенцев. Тогда еще покойница-графиня была жива.

"Добр, как же!" усмехнулся про себя Уолтер, вспоминая как вчера графа перекосило при виде крови. Зато он понял, почему Эвике была так привязана к господам-вампирам. Сам он был наслышан о сиротских приютах. Кое-что подчерпнул у Диккенса. А в глубоком детстве ему случилось оказаться в Лондоне в день Вознесения Господнего, когда по традиции сироты маршировали в собор Св. Павла на торжественную службу. Они шли по улицам сплошным потоком. Целая река детей в разноцветных куртках, совершенно одинаковых детей, как будто вырезанных по трафарету из цветной бумаги. Взрослые умилялись, а Уолтер уткнулся носом в материнскую юбку и почему-то заревел.

Какие порядки были в приюте со столь многообещающим названием ему даже думать не хотелось!

Мысленно посочувствовав Эвике, англичанин тут же утратил к ней всякий интерес. Теперь было очевидно, что девушка не вампир, а их служанка из людей. Всем известно, что упырям нужны человеческие слуги, чтобы сторожить их гробы в течение дня. Или же сбегать в лавку и купить... ну хотя бы красного шелка для подбивки на плащ. Потому что вампира в плаще без красной подбивки куры засмеют.

- А с чего его так разобрало вчера? И главное - почему он запер меня на ключ? Все это очень подозрительно.

- Мне досталось за то, что я предложила хозяину взять с вас денег за постой, - без обиняков призналась девушка. Уолтер посмотрел на нее неверящими глазами. Похоже, все слуги мира против него сговорились.

- Вот Его Сиятельство и обиделся. - продолжила Эвике. - Мол, это против феодальной чести. Знал бы он, что скоро у нас закончится даже... Ну да неважно. А вас он запер, потому что вы могли случайно повстречать фроляйн Гизелу. Вы ведь молодой холостяк и все такое. Но она... Ох, как же я могла забыть! Кажется, починка лестницы временно отменяется.

Эвике подалась вперед и зашептала горячо.

- Вы обязательно должны с ней встретится! Нам очень нужна ваша помощь. Главное, ничего не бойтесь. Даже капли вашей крови не прольется, я уверена. И вы успеете уехать до Бала.

- Какого бала?

- Просто выполните просьбу фроляйн Гизелы. Просто сделайте то, что она скажет, и всем нам будет хорошо.

Схватив его за руку - удивительно, какие вольные манеры у селянок! - служанка потащила Уолтера вон из кухни. Проплутав по коридором, которые озадачили бы даже Минотавра, молодые люди оказались у спальни виконтессы. Эвике троекратно постучалась.

- Фроляйн Гизела! Я привела гостя.

- Ах как славно! - зазвенел девичий голос. - Пусть он входит, а ты покарауль за дверью, чтобы папа нас не застиг.

- Его Сиятельство еще пару часов из кабинета не покажется. Он мастерит новый гроб, - буднично пояснила Эвике, а Уолтер чуть не подпрыгнул на месте. Его гипотеза подтвердилась!

Как только дверь за юношей закрылась, Эвике пододвинула стул к двери, устроилась поудобнее и приготовилась слушать.

Девушка стояла спиной к Уолтеру, задумчиво глядя в окно. Точнее сказать, он не знал, задумчиво ли она глядела, или как-то еще, но к ее образу весьма подошел бы именно задумчивый взгляд, устремленный в бескрайние горы. И ему совсем не обязательно было знать, что на самом деле девушка тревожно покусывала губы и поправляла свеженашитые на платье кружева.

Она резко обернулась к нему, и англичанин вздрогнул; на мгновение ему почудилось, что она готова наброситься, а ее белоснежные зубы слегка удлинились, и в темных глазах вспыхнули красные огоньки. Но наверное просто показалось.

И все же она была прекрасна, он не мог отрицать. Прекрасна холодной, нечеловеческой красой - и бледная кожа, и огромные глаза в окружении густых ресниц, и алые губы, и длинные черные волосы, слегка присобранные заколкой на затылке. Ее легкое платье приятного кремового оттенка (мы не будем уточнять, что изначально оно было белым, да и Уолтеру знать этого не нужно) окутывало тонкий стан, как плотный туман и слегка колыхалось на ветру. Правда ветер, гуляющий по замку - это все же сквозняк.

- Садитесь, мистер Штивенс, - она легким кивком указала на деревянное кресло с высокой спинкой и широкими подлокотниками. Юноша повиновался.

- Что вы хотели, мисс... э..., - решил проявить вежливость Уолтер, но поняв, что осилить эту фамилию в один присест у него не получится, сконфуженно замолчал.

- Поговорить. Просто поговорить. И еще попросить вас кое о чем, это ведь несложно, правда? - она наклонилась к нему совсем близко, и мягкие черные волосы щекотнули щеку Уолтера. Он рефлекторно сжал распятие в кармане, готовый в любой момент отразить атаку.

- Не... несложно. А о чем?

- Эвике ничего вам не сказала?

- Если вы имеете в виду перила, то я категорически протестую!

- Да? Как жалко, я так рассчитывала... Представляете, если они обрушатся посреди бала? Это будет ваша вина! Но вообще-то я не о том.

Девушка выдержала театральную паузу. Она даже прошлась по комнате и встала возле окна, где лунный свет наиболее выгодно оттенял ее лицо, а мягко падающие тени придавали ей таинственности и загадочности. Хотя вроде бы куда уж больше.

- Вы должны помочь нам Ее найти, - сказала наконец она и выжидательно посмотрела на Уолтера.

За окном раздался раскат грома, свидетельствующий о приближающейся грозе. Блеснула молния. Завыли волки. Все шло по сценарию.

- Найти... ее? Ага. А кого ее? И где найти? И что здесь происходит?

- Нет, ну вы только подумайте, как она могла - сбежать перед самым Балом! - девушка принялась ходить по комнате, раздраженно заламывая руки. - Как будто и не знает, насколько это важно для нас. Но нет, мы гордые, мы бросаем всех и отправляемся незнамо куда. Кхм, простите, я отвлеклась.

- Вам надо кого-то найти, - Уолтер проявил чудеса сообразительности. - Но кого?

- Ее зовут Берта Штайнберг, если это вам о чем-то скажет, - проговорила девушка мрачно.

- Штайнберг, ну конечно! Я знаю эту семью, во всяком случае, знаком с Леонардом.

- А, Леонард? Сочувствую. Это его сестра - избалованная девица, которая думает только о себе. Еще бы, у них там вся семья в роскоши купается. Вот и решила, что ей все можно. Как бы не так! - глаза девушки блеснули. - И вот теперь она сбежала. Как будто все так просто - ты сбегаешь из дома, едешь, куда глаза глядят, и все проблемы решаются. О нееет, - она наклонилась к Уолтеру и зловеще прошептала. - Проблемы только начинаются. У нас всех. И у тебя - если ты нам не поможешь. Но ты ведь поможешь, правда? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

- Эм, мисс Ле... Лю...

- Называйте меня просто Гизелой, - нежно улыбнулась она.

- Хорошо, мисс Гизела. Но почему ваша подруга сбежала?

Вопрос этот он задал скорее для проформы. Сам Уолтер сбежал бы от вампиров на следующий день... не будь он Уолтером. И уж тем более можно понять юную барышню, которая, должно быть, теряла сознание от одного взгляда на замок.

- Подруга? - воскликнула Гизела. - Ну уж нет, никакая она мне не подруга, знаете ли! Мы совершенно разные, у нас нет ничего общего, она совсем другая....

"Ну еще бы", - подумал Уолтер, но ему хватило деликатности не произносить этого вслух.

- Наверное, наша бедняжка не смогла перенести того, что я выхожу замуж за ее брата...

-... Вы... за... ее... что?!

- Мы ведь с ней стали бы родственницами, а уж подобного она и вообразить не могла! Едва ли ее устроит такая невестка.

А мистер Стивенс представил Леонарда и пожалел беднягу: интересно, тот знает, кто ему уготовлен в жены? Его необходимо предупредить! Но вслух сказал:

- Ну что вы, мисс Гизела, вы совсем не... не худшая невестка. Я уверен, что у мисс Штайнберг были другие мотивы сбежать отсюда.

Сам Уолтер мог навскидку предложить сорок три таких мотива - и это только основных - но решил пока повременить.

- Да какие мотивы? Она просто с ума сошла, головой тронулась, вот что!

"Только сумасшедшей подружки вампирши нам не хватало", - отметил про себя англичанин.

- Хотя, можно ли ее винить, - продолжала Гизела уже более спокойно, - со всеми этими вампирами разве не сойдешь с ума? Может быть, я бы тоже хотела сбежать отсюда и последовать за ней, но... Я не могу.

- Со всеми этими... кем? - шепотом переспросил Уолтер.

Его как холодной водой окатило. Ведь это был первый раз, когда при нем произнесли Слово На Букву В. Оно витало в воздухе, но прежде никто его не упоминал. Ни разу. Черт, даже в Англии он слышал это слово чаще! И вот...

- Со всеми этими никем! - быстро ответила Гизела. - Э... Я пошутила. Да и в любом случае, вы ведь поможете найти Берту? Она нужна нам...

- О, я понимаю, вы так скучаете...

- Она нужна нам к Балу! Иначе вы даже не представляете, что может случиться! - Гизела впилась острыми ноготками в его руку. - Поможете нам?

Уолтер сдавленно кивнул. Как будто бы у него был выбор... Да и почему бы не помочь прекрасной девушке... двум прекрасным девушкам... Вокруг него этих девушек стало как-то слишком много. И еще одна маячила в перспективе.

- Вот и чудненько! - радостно воскликнула Гизела и захлопала в ладоши.

Виконтесса смотрела, как за Уолтером медленно закрывается дверь. Вот звук его шагов становится все глуше и глуше... А вот и тишина. Она устало упала на то кресло, где до этого сидел Уолтер, подобрала ноги и печально уставилась в стенку - больше в комнате смотреть было не на что.

Они должны найти Берту. Найти и вернуть. Возможно - силой. Но у них нет другого выбора. Иначе... Иногда Гизела закрывала глаза и представляла себе это "иначе". Во всех красках.

И во всем виновата только мерзкая девчонка Берта Штайнберг! Она всегда была во всем виновата, с самого их приезда сюда 8 лет назад. Ах, если бы они не приехали тогда, все повернулось бы по-другому...
  
  
   ГЛАВА 7

Аристократия и буржуазия... Эта история настолько хрестоматийна, что услышав ее, любой марксист радостно захлопает в ладоши.

Уже которую неделю в деревне сплетничали о скором приезде некого г-на Штайнберга, коммерсанта из Гамбурга, который ни с того ни с сего загорелся идеей инвестировать в местную экономику. Строительство его особняка было завершено, и дом со дня на день ожидал своих хозяев. Крестьяне отнеслись к его затее скептически - главной индустрией здесь было самагоноварение, а в него и так инвестировали все от мала до велика. Так или иначе, но приезд богача заинтриговал всю округу. Разговоры докатились и до Замка, где граф и графиня фон Лютценземмерн живо обсудили эту захватывающую перспективу. Правда, говорил в основном граф, а графиня слегка кивала, экономя силы. По слухам, у фабриканта была дочка чуть старше их Гизелы, так что теперь у девочки появится наперсница. Это ли не славно?

Сама Гизела не могла дождаться приезда новой подруги. Каждый день она представляла, как они будут играть на клавесине в четыре руки, и бродить по горам, и поверять друг другу незамысловатые девичьи секреты. На первых порах новенькая девочка будет стесняться, но Гизела возьмет бедняжку под свое покровительство. Конечно, дочка фабриканта - это не пара виконтессе, но поскольку аристократия в конце 19го века загнивала ускоренными темпами, людей ее круга оставалось все меньше и меньше.

Приехав в деревню, г-н Штайнберг тут же изъявил желания познакомиться с местной знатью. В назначенный час к замку подкатилось ландо, запряженное парой белоснежных лошадей. Граф вместе с дочерью поджидал гостей во дворе, и Гизела широко распахнула глаза. В силу возраста она не могла оценить стоимость всего выезда, но еще никогда девочка не видела ничего настолько нового. Сама коляска переливалась на солнце, кучер был одет в блестящий, с иголочки кафтан, да и лошади, похоже, регулярно принимали ванну с земляничным мылом. В груди у Гизелы зашевелилось доселе незнакомое чувство. Родители приучили ее гордиться вещами с благородной патиной старины. Но хотя в замке пользовались льняными салфетками, о которые вытирал руки еще Фридрих Барбаросса, это не делало их менее дырявыми.

Из коляски вышел сам герр Штайнберг, в черном сюртуке. Из кармана его жилета высунулась золотая цепь размером с якорную. За отцом вылез тощий мальчишка в очках и нескладная девочка лет двенадцати. На девочке было бархатное бордовое платье с рукавами-фонариками и широкополая шляпа с таким обилием перьев, словно на нее просыпали содержимое перины. Гизела не знала, завидовать ли ей или смеяться над этой расфуфыренной особой. Девочка одарила ее недобрым взглядом.

- Ваше Сиятельство, я так польщен встречей, так польщен! - расшаркивался герр Штайнберг. - Я и помыслить не мог, что вы так скоро соблаговолите принять наше скромное семейство.

- Ну полно вам, герр Штайнберг, я очень рад встрече. Надеюсь, что вы найдете здешние края приятными, - отозвался граф с дружелюбной улыбкой.

На самом деле, он терпеть не мог такого подобострастия, а к быстро нажитому богатству относился с подозрением. Да, его собственные предки тоже нажили деньги и титул в основном грабежом, разбоем и запугиванием крестьян, но то было еще в рыцарские времена. Значит, они грабили и запугивали более галантно. Не то что сейчас, когда общество классово расслоилось и совсем осволочилось.

- Всенепременно, Ваше Сиятельство. А кто это прелестное дитя? Госпожа виконтесса, позвольте представить вам моих детей.

Дети, прятавшиеся за его спиной, неохотно подошли.

- Это мой сын Леонард. Он увлекается флорой и фауной.

- Микрофлорой и микрофауной, - поправил его мальчик.

- Микрофауна - это маленькие животные? - переспросила Гизела.

- Ну д-да.

- Как кролик?

- Как Amoeba radiosa.

- А это моя дочурка, - поспешил прервать его Штайнберг. - Надеюсь, госпожа виконтесса будет к ней благосклонна.

- Ну конечно! - сказал граф. - Давай, Гизи, покажи девочке наш сад.

Сад зарос так, что гулять по нему можно было разве что с помощью мачете. Но девочки послушно сделали книксен и отправилась продираться через бурьян. Поскольку графиня из-за болезни не могла покинуть свои покои, виконтессе приходилось выполнять роль гостеприимной хозяйки.

- Я Гизела фон Лютценземмерн, - приветливо улыбнулась она. - Очень рада видеть тебя в наших владениях.

- Берта, - буркнула девочка.

- Как поживаешь, Берта?

- Отвратительно.

- Эм... что?

Гизела привыкла, что окружающие отвечали "Спасибо, все чудесно" даже если в этот момент вервольф жевал им ногу.

- Это я в Гамбурге хорошо поживала. Но нет, отцу вздумалось переехать в эту... сюда. У вас тут есть Опера?

- Нет, но...

- Я так и знала, - сказала девочка с таким мрачным видом, словно все ее худшие опасения разом подтвердились.

- Какая хорошенькая шляпка! - Гизела сделала последнюю попытку завязать светскую беседу.

- Бери, если хочешь. У меня все равно так много, что я со счету сбилась.

Остаток променада девочки провели в тягостном молчании, и Гизела облегченно вздохнула, когда они вернулись в Парадную Залу. Там граф попросил ее устроить для гостей домашний концерт, и девочка сыграла на клавесине несколько мелодий эпохи барокко. Именно в ту эпоху фон Лютценземмерны в последний раз потратились на нотную тетрадь.

- А ты музицируешь, Берта? - спросила Гизела, когда они спускались в столовую.

- Начинала, но бросила. Учитель музыки ударил меня указкой по пальцам, и я очень расстроилась.

- Ужасно!

- И совсем не ужасно. Ничего жизненно важного я ему не задела. Так, пустяки, парочка переломов. Хотя теперь в правой руке он указку уже не удержит, - удовлетворенно хмыкнула Берта.

- Но дама обязана музицировать! - Гизела гнула свою линию. - Иначе у нее никогда-никогда не будет хорошего образования, и ее не возьмут замуж!

- Меня и так возьмут, - отозвалась та. - А таланты нужны лишь тем, у кого нет приданного.

Гизела вспыхнула. Теперь она уже не сомневалась, что гостья не просто бестактна в силу своего низкого происхождения, а умышленно говорит колкости.

За ужином герр Штайнберг расхваливал консоме, будто это была смесь нектара и амброзии, а не бульон сваренный без намека на мясо. Старая кухарка уже набила руку в изготовлении таких блюд. Она ворчала, что скоро научится готовить даже яичницу без яиц. Гизела перевела взгляд на отца, который читал гостю лекцию по краеведению. За стулом графа стоял лакей, древний как само Время. Он, кухарка, да еще горничная Эвике, сиротка взятая из приюта на прошлой неделе - вот и вся прислуга в замке. А в доме Штайнбергов, должно быть, не протолкнешься от слуг. Наверное, у них есть слуги, которые стоят за стульями у других слуг, когда те обедают. Ну почему некоторым так везет?!

Почему некоторым так везло, Гизела узнала уже гораздо позже и ужаснулась, но в тот вечер она едва сдерживала слезы.

Рядом с ней Леонард изучал бульон через лупу и периодически делал записи в блокноте. Берта же исподволь разглядывала виконтессу. Так на Гизелу еще никогда не смотрели. У нее не было слов, чтобы описать этот взгляд. Оценивающий, наверное? Ну конечно, он самый. Наверняка богачка мысленно уже вовсю хихикает и над немодным платьем Гизелы, и над ее несколько раз чиненными ботинками, и над всем Замком, доверху набитым старым хламом. Зачем она вообще сюда заявилась? Никто ее не звал. Сидела бы в своем Гамбурге!

Гизела вдруг поняла, что ее жизнь уже никогда не будет прежней. Как в воду глядела.

Если раньше вся деревня восхищалась маленькой виконтессой, ее изящными манерами и целым цветником добродетелей, то теперь внимание переключилось на фроляйн Штайнберг. Ведь это она одевалась в шелка и атлас. Это ей покупали самые красивые игрушки. Берта, Берта, Берта... От нее просто некуда было деваться, тем более что Штайнберги зачастили в Замок. Но даже если Гизела искала уединения - в библиотеке, на поляне в лесу, в подземельях, не обозначенных ни на одной карте - везде она каким-то образом натыкалась на Берту. И каждый раз на сопернице было надето что-то новое! Если бы Гизела была знакома с понятием кармы, то решила бы, что в прошлой жизни истребила целый город, раз в этой ей ниспослана такая кара.

Когда однажды поутру обитатели замка, против обыкновения, не проснулись от кашля графини, а граф еще полдня прорыдал в кабинете, именно вражда с Бертой Штайнберг помогла Гизеле не захлебнуться отчаянием. Выходки нахальной девчонки отвлекали даже от скорби. По крайней мере, у нее хватило ума явиться на похороны в черном платье поскромнее, но само ее присутствие действовало на Гизелу как первомайская демонстрация на быка.

Именно тогда герр Штайнберг предложил захватить виконтессу в соседний город на ярмарку, куда он с детьми отправлялся на выходной. Сочтя, что дочке необходимо развеяться, граф дал согласие, и субботним утром за ней заехала карета. К счастью для Гизелы, ее посадили рядом с Леонардом, но уже через час, наполненный красочными описаниями жгутиков и ложноножек, ей захотелось выпрыгнуть прямо на ходу. Фабрикант сидел напротив и елейно ей улыбался, время от времени замечая, как они с Леонардом хорошо смотрятся вместе. Берта помалкивала, скорее всего, замышляя новую пакость. И в который раз Гизелу не подвело чутье.

Они погуляли по ярмарке, поглазели на канатоходцев и шпагоглотателей, отведали льда, политого сладким сиропом (за исключением Леонарда, который путался под ногами и портил аппетит рассказами о морозоустойчивых микробах). Устав от толчеи, аляповатых костюмов артистов и возгласов зазывал, семейство покинуло площадь. Центральная улица сейчас была куда более приятным местом для променада. По обе ее стороны магазины уже распахнули двери, поджидая покупателей как росянка - мух. Хотя городок был провинциальным, а значит и магазины роскошью не отличались, но у Гизелы заблестели глаза. Какая разница, что платья на витринах олицетворяли безвкусицу, с обилием рюшек и турнюрами размером с пивную бочку. Зато они были новые, яркие и без единорогов.

Леонард первым делом потащил отца в книжную лавку, так что девочки остались на улице одни и предались любимому занятию - целенаправленному игнорированию друг друга. Они бы так и шли по улице, глядя в разные стороны, но Берта заскочила в лавку модистки, а Гизела проследовала дальше.

У одной витрины она задержалась надолго. Здесь были выставлены очаровательные дамские мелочи - гребни из слоновой кости, шляпные булавки, украшенные жемчугом, кружевные перчатки, которые покрывали руки изморозью, целый выводок брошек, золотые наперстки, кошельки. В центре развалился самый роскошный веер, который ей когда либо доводилось видеть. Страусовые перья, подкрашенные розовым, были прикреплены к изящной перламутровой ручке. Это был веер для Царицы Бала, чтобы ей сподручнее было отбиваться от толпы поклонников. Казалось, что перья слегка шевелятся, как бы маня Гизелу - потрогай меня, возьми меня, владей мною. О том, чтобы купить его на свои деньги, не было и речи. О том, чтобы попросить веер в подарок у герра Штайнберга, тоже думать не хотелось. Он, конечно, купит, даже с удовольствием, но вот графа это вряд ли обрадует. Принимать подарки от буржуазии - это нехорошо, не по-феодальному. Вздохнув, Гизела отошла от витрины и только тогда заметила, что все это время Берта наблюдала за ней издалека. В глазах у девочки сияло непонятное, а оттого и неприятное торжество.

На следующий день Гизела вприпрыжку вбежала в Зеленую Гостиную, где Эвике приготовилась чистить ковер и уже рассыпала по нему чайную заварку.

- Фроляйн Гизела? Разве вы не у себя?

- Нет, а что такое?

- Я только что видела, как фроляйн Штайнберг входила в вашу комнату. Думала, вы ее позвали. Уж не пришла ли она слямзить чего-нибудь? - девочка всплеснула руками, но затем добавила простодушно. - Хотя что ей-то у нас воровать?

Развернувшись на месте, Гизела взлетела по парадной лестнице со скрипучими перилами, пробежала мимо доспехов, в которых гнездились совы, и оказалась у двери в свою спальню. Там она прильнула к замочной скважине, ожидая увидеть, как Берта разбрасывает по комнате скорпионов. Но злодейка сидела на кровати, комкая подушку. На ЕЕ кровати, комкая ЕЕ подушку. Затем встала и деловито прошлась, окидывая обстановку хозяйским взглядом. Видимо, уже решала, как расставит мебель когда наконец выживет Гизелу из Замка. Виконтесса почувствовала, как из ушей тонкой струйкой повалил пар. Между тем захватчица продолжала свои маневры. Теперь она переместилась к шкафу, распахнула его и начала перебирать платья Гизелы. Точнее, все три платья Гизелы, так что процедура была недолгой. Одно из них Берта приложила к себе и покрутилась у зеркала. Закрыв шкаф, она приступила к исследованию шифоньера - открывала ящики, знакомилась с их содержимым, а потом достала что-то из кармана, что-то яркое...

Решив, что Берте уже хватило времени для самооговора, Гизела фон Лютценземмерн картинно распахнула дверь.

- Что. Ты. Делаешь. В. Моей. Спальне?

От неожиданности нахалка вздрогнула, и к ногам Гизелы подбитой птицей упал веер. Тот самый, с розовыми перьями и ручкой, инкрустированной перламутром.

Девочки посмотрели на веер. Друг на друга. И снова на веер.

- Вчера ты видела, что он мне понравился. Ты... ты специально его купила и пришла сюда похвастаться! - воскликнула Гизела, которой вдруг открылась вся порочность человеческой природы. - Это же так подло!

- Не помешаю?

Привлеченный криками, в дверь постучался граф фон Лютценземмерн. Он сразу же заметил на полу инородное тело.

- Какая ... оригинальная вещь, - сказал граф вежливо, но с оттенком снисходительности. - Это отец тебе купил?

Берта подняла веер и несколько раз резко обмахнулась, как будто слепней отгоняла.

- Да.

- Герр Шайнберг не находит, что юным особам рано еще иметь столь дорогие украшения?

- Отец хочет, чтобы я стала настоящей леди. А у настоящей леди должно быть много красивых вещей, чтобы ее издалека было заметно.

- Ну-ну. Только помимо красивых вещей, у леди должны быть и другие отличительные черты - например, доброта, сдержанность, и достоинство. Так ведь, Гизи?

Та кротко кивнула. Правда, сейчас ее Доброта, Сдержанность, и Достоинство оживленно обсуждали, как бы сломать Берте шею, инсценировав несчастный случай.

- Я оставлю вас. Играйте, девочки.

- Хорошо, папочка! - нежно проворковала Гизела и повернулась к Берте, не меняя выражения лица.

- Уходи отсюда, Берта Штайнберг, - улыбаясь все так же мило, сказала она. - И никогда не возвращайся в мою жизнь.

Из-за двери она услышала, как поверженная врагиня хлюпала носом. Гизела ожидала прилив радости, но он задержался в пути, а потом и вовсе не соблаговолил появиться.

Но и в тот раз Берта не убралась из ее жизни. А через несколько лет жизнь без Берты вообще казалась недостижимой мечтой, потому что теперь Гизела была помолвлена с Леонардом. Что ж, пусть так. Странности Леонарда отчасти компенсировались его богатством, а так же полным неумением обращаться с оным. Идеальный муж. Главное, держаться поближе к его деньгам и подальше от него самого.

А в прошлом году в их жизнь ворвались вампиры, и ничто уже не было прежним. Но даже несмотря на разницу в экзистенциальном статусе, Берта продолжала над ней издеваться. Таинственное исчезновение прямо перед Балом стало завершающим штрихом на батальном полотне. Скандалище будет, какого не видывали ни свет, ни тьма!

Ведь Бал задумывался как торжество в честь двойной свадьбы. Гизела представила себе Парадную Залу, битком набитую вампирами. Страшно и подумать, что они сделают, когда не досчитаются одной невесты.
  
  
   ГЛАВА 8

После аудиенции с виконтессой, Уолтер вернулся в свою комнату, где и намеревался просидеть до рассвета. Эти несколько часов он мог бы потратить и на поиски вампирского склепа, но одно дело - если оттуда выскочит упырь и вцепится в яремную вену, и совсем другое - если он вручит тебе малярную кисть и заставит лакировать крышку его гроба. Тевтонская практичность фон Лютценземмернов наводила на беднягу уныние.
  
   Худшие опасения Уолтера не преминули сбыться. Как и в каждом уважающем себя готическом романе, за дверью раздались тихие шаги, сменившиеся заупокойными вздохами. Но это было не привидение. К сожалению. По крайней мере, те просто грохочут цепями, а не предлагают вам соскрести с них ржавчину.

Многозначительно повздыхав, Эвике напомнила про обязательство, данное парадной лестнице. Уолтер возблагодарил так вовремя пропавшую девицу Штайнберг и ответил, что физический труд помешает его дедуктивному методу, с помощью которого он собирался отыскать оную особу.

- О, тогда другое дело, - уважительно сказала служанка. - Не буду вам мешать, сударь. Занимайтесь своим деструктивным методом, а лестница до завтра подождет. Небось, мыши ее за ночь не сгрызут.

- А завтра я ухожу в деревню!

- Тоже хорошо. Я оставлю вам корзину.

- Для чего?

- Ну для покупок же! Нужно зайти в бакалею, и к булочнику, и свечей прикупить к Балу, - девушка принялась загибать пальцы. - Да вы не беспокойтесь, сударь, я составлю список.

Горничная улыбнулась, обнажив крепкие белые зубы, и отправилась в людскую (теперь, правда, служившую ее личными апартаментами). По дороге она срывала со стен паутину и мяла ее между пальцами, словно изучая ее текстуру. Судя по одобрительным кивкам, состояние паутины ее удовлетворяло. Бедная девочка, подумал Уолтер, поживешь с вампирами и правда умом тронешься. Как бы ему самому не впасть в безумие от пережитого. С самого приезда сюда у него не было ни одной спокойной минуты. То ли еще будет завтра, когда он пойдет в деревню, чтобы расследовать дело о пропаже таинственной миллионерши... и за хлебом.

Но каждую секунду ждать подвоха от вампиров все же лучше, чем прозябать в конторе. Более того, прочитав "Божественную Комедию" Уолтер удивился, что в аду не оказалось круга, где грешники были бы навеки прикованы к пыльным бюро, заваленным бумагами тридцатилетней давности. Счастливчики! Им не приходилось выслушивать показания о том, как соседская курица злокозненно пробралась в чужой в огород дабы нанести ущерб грядке с клубникой. Они не присутствовали на имущественной тяжбе, которая длилась еще со времен Эдуарда Исповедника. Иными словами, ад был приморским курортом по сравнению с жизнью помощника адвоката.

И ничего нельзя поделать! Он был обречен с рождения. Уже тогда ему всучили сценарий, где были расписаны все его действия и реплики на годы вперед. Начать карьеру с простого клерка, а годам к тридцати самому стать адвокатом. Достигнув веса в обществе, озаботиться покупкой дома - с гостиной, и несколькими спальнями, и детской на третьем этаже, и кухней под лестницей - а когда любовное гнездышко будет свито, отыскать достойную миссис. Ею может оказаться дочка стряпчего, в чьей конторе он получил путевку в жизнь, или же одной из тех дам, что по четвергам наносят визиты его матери. Уолтер уже представлял ее белокурые волосы с прямым пробором и маленькие руки, затянутые в перчатки и благонравно сложенные на коленях. Указательный палец она держит между страницами молитвенника, который у нее всегда при себе. В свободное время будущая миссис Стивенс вышивает наставительные девизы - например, "Руки всегда должны быть при деле" - а потом раздаривает их заключенным их Ньюгейта. Еще она собирает гербарии и поет жалостливые баллады, вроде "Девы из Огрима." Уолтера она будет любовно называть "мистер С."

У них будет как минимум семеро детей, из которых шестеро доживут до совершеннолетия. Летом вся семья будет выезжать на море, в тот же Бат, например. У них будет кухарка, судомойка, нянька, которую потом сменит гувернантка, и горничная по имени Сьюзен (на самом деле, ее могут звать иначе, но Стивенсы для удобства буду называть ее именно Сьюзен). По воскресеньям миссис Стивенс будет согласовывать с кухаркой меню на всю неделю, и каждый день они будут есть остатки вчерашнего ужина. Иногда они будут давать званные обеды, приглашая коллег мистера Стивенса и дам, вместе с которыми миссис Стивенс занимается благотворительностью. Тогда супруги сядут по разные стороны стола и будут нарезать мясо и рыбу, а гости - хвалить закуски и беседовать ни о чем. А когда мистер Стивенс, уже белобородый патриарх переживший свою жену, будет лежать на смертном одре в окружении детей, внуков и правнуков, он оглянется на длинную, полную свершений жизнь и скажет -

Тьфу ты черт, лучше бы меня карпатские вампиры загрызли, хоть какое-то разнообразие!

Еще с детства ему хотелось плеснуть чернил на эту страницу с убористым текстом и удрать под сурдинку. Но для осуществления этого плана необходим был главный элемент - вампиры. А если бы вампиров не было, их следовало бы выдумать. Но Уолтер надеялся, что они все же существуют. Слишком много поставлено на карту.

Блестяще закончив духовное училище, его старший брат Сесил сейчас служил викарием и активно подсиживал своего начальника, приходского священника. Не оставалось сомнений, что вскорости он приберет к рукам весь приход. Эдмунд обретался в Индии, куда в прошлом году уехала и Эдна, выскочив замуж за его полкового товарища. Джордж, младший из сыновей, пока что учился в школе, но за образцовое поведение был назначен старостой. Теперь его спальня буквально ломилась от конфет и мраморных шариков, с помощью которых верноподанные надеялись снискать его расположение. Все братья были такие - ловкие, удачливые, самоуверенные. Кроме Уолтера. Еще в школе не проходило недели, чтоб он не отведал "шесть лучших" из рук директора. Он помнил, как унылыми зимними днями скрипел пером в классе, украдкой поглядывая на огонь в печке, который превращался то в пляшущих саламандр, то в струю жидкого пламени, вырвавшегося из ноздрей дракона...

Подобно многим своим современникам, Уолтер наблюдал как серый цвет медленно но верно вытесняет зеленый и цеплялся за последние крохи. Для некоторых англичан именно феи стали воплощением прекрасного далека, ведь недаром же столько художников жаждали запечатлеть их хороводы, столько писателей настырно твердили, что верят в них, верят, верят, верят! А уже по окончанию викторианской эпохи, когда две барышни из Коттингли пришпилили бумажные фигурки на ветки и сфотографировали их, недаром же общественность приняла подделку за настоящих фей. Вернее, захотела принять, потому что думать о феях куда приятнее, чем о Первой Мировой. Во много раз.

Да, феи были популярны, но для Уолтера именно вампиры стали краеугольным камнем мировоззрения. Во-первых, он не сомневался в том, что с разницей в несколько веков утверждали и Джеффри Чосер, и Шарлотта Бронте - что феи давным-давно сделали ноги из Англии, так что искать их бесполезно. Иное дело вампиры, которые водились на вполне определенной территории, сиречь в Карпатах. Во-вторых, вампиры из легенд подкупали своей честностью. Они играют по правилам, и это старинные, зарекомендовавшие себя правила, а не всякая новомодная белиберда. Например, они не входят в дом без приглашения (и даже с приглашением, если оно не исходит от молодой пышногрудой девицы в кружевном пеньюаре). Они не запирают двери в свой склеп, чтобы охотнику на вампиров не пришлось тратить драгоценное время на возню с замками и отмычками. Конечно, они запросто перегрызут вам горло, а предварительно еще и подвергнут вас каким-нибудь немыслимым мучениям, в то время как сами будут светски улыбаться и беседовать о погоде. Зато они не расстреляют вас из новоизобретенного пулемета "Максим." Что касается различных способов убийства, тут вампирам с людьми не тягаться.

Родители надеялись, что если директорская трость не вышибла из Уолтера фантазии, он из них просто вырастет. Как бы не так! После школы он умудрился завалить экзамен в семинарию, потому что не смог перечислить имена всех 11ти братьев Иосифа. Когда же отец с таким трудом выхлопотал ему место в конторе стряпчего, Уолтер и там надолго не задержался... Поэтому вампиры обязаны были существовать! Он станет первым англичанином, установившим с ними контакт, напишет книгу о своих приключениях и вернется домой маститым литератором. И уж тогда-то родня его зауважает. Хотя черт с ним, с уважением, пусть хоть смеяться перестанут.

От вампиров умозрительных мысли Уолтера переметнулись к вампирам вполне конкретным, а именно к Гизеле фон Лютценземмерн. Он вспомнил, как блестели черные локоны, в которых запутались лунные лучи, как горели ее глаза, как смягчались черты лица, когда она позволяла себе улыбнуться. Настоящая принцесса из сказки, ни чета его блеклым соотечественницам. Он представил как Гизела машет ему из высокой башни, а потом сбрасывает вниз свои длинные черные волосы. Правда, вскарабкайся Уолтер по ним и тут же будет укушен. А может быть и нет? Может, она не такое злобное чудовище, как ее отец? Всего лишь пленница в этом замке? Возможно, в ее душе - если оная субстанция вообще имеется у вампиров - найдется хоть крупица добра? Что, если пасть к ее ногам и уговорить Гизелу бежать из этого узилища? Возможно, она благосклонно отнесется к его предложению. Юноша закрыл глаза и увидел, как прекрасная вампиресса обнимает его на фоне огромной, в пол-неба луны. Дальше этого образа его мысли пока что не продвинулись. Быт с немертвой женой трудно себе представить. Вряд ли Гизела будет готовить ему рождественские пудинги. Если задуматься, вряд ли они вообще будут отмечать Рождество... Вернемся-ка лучше к лунным объятиям.

Тут Уолтер почувствовал укол совести, ведь уже несколько минут он мысленно обнимался с чужой невестой. Правда, Леонарда женщины интересовали лишь в том случае, когда у них было как минимум 12 ног и способность к фотосинтезу. Он и не заметит, если Гизела не явится на свадьбу. Но все равно как-то неудобно. Чтобы отвлечься от грешных мыслей, Уолтер решил принять ванну.

Из крана тоненькой струйкой полилась рыжеватая и холодная вода. Чего и следовало ожидать. Интересно, как они собираются облагородить эту груду замшелых камней к Балу? Чтобы привести Замок в порядок, здесь годами должна трудиться вся деревня. А потом, на манер средневековых строителей соборов, завещать это дело потомкам.

Можно, конечно, попросить Эвике согреть воды, но интуиция подсказывала, что служанка не расстанется с кипятком за просто так. Или продаст, или заставит отработать. Кроме того, после размышлений о прекрасной виконтессе, холодная вода пришлась как нельзя кстати. Хорошо бы еще и льда туда накидать.

Фыркая, Уолтер забрался в ванну, где и продолжил умственную деятельность. Перед ним стояла задача - чтобы снискать расположение Гизелы, он должен найти мисс Штайнберг и привести ее на Бал. Что именно должно произойти на Балу он не знал, как и то, зачем вампирам нужна была Берта. Но судя по испугу Гизелы, если девица не отыщется в срок, случится нечто такое, что даже Варфоломеевская ночь рядом с этим покажется обычной потасовкой с парой расквашенных носов. Не то чтобы мистер Стивенс хотел отдать бедняжку на растерзание вампирам. Отнюдь. План его был таков - найти Берту Штайнберг, но не возвращать ее в Замок, а привести к ней Гизелу. Наверняка две девицы договорятся безболезненно или хотя бы без серьезных увечий. Он же видел Гизелу своими глазами! Нет, она не может быть монстром, в ней нет ни унции жестокости! Наверняка отец-вампир сделал ее немертвой насильно! А когда он выполнит поручение виконтессы, та обрадуется и поймет, что ему можно доверять. Это будет подходящим моментом, чтобы раскрыть перед ней свое сердце, и тогда они рука о руку убегут из проклятого замка. Хотя перед этим можно все таки заскочить на Бал и быстренько поубивать всех вампиров. Но это уж как Гизела захочет. Сам он, в общем-то, не истреблять их приехал, а изучать. А то если всех перебить, о ком потом книгу писать? Разве что они первыми его спровоцируют.

В том, что он сумеет найти Берту Штайнберг, Уолтер не сомневался. На самом деле, не так уж сложно выяснить, куда сбежала молодая девушка. Достаточно лишь просклонять местоимение "кто" - от кого, к кому, с кем.


***

- ... И тогда в синих, как топазы, глазах Этьена вспыхнула бешеная страсть!!

- В зеленых, - поправила ее сиделка. На коленях она держала журнал, в который старательно конспектировала рассказ пациентки.

- Что?

-Зеленые, говорю, глаза у него были.

- А вот и синие!

- Нет, ну кому из нас лучше знать? - фроляйн Лайд раздраженно отлистала с полсотни страниц назад и хорошо поставленным голосом прочла, - "Среди толпы мужчин, жаждавших пригласить меня на тур вальса, был и вампир по имени Этьен, с темно-зелеными, словно отполированный нефрит, глазами."

- У него были разные глаза, - тут же нашлась Кармилла. - Один синий, один зеленый. Так даже красивее.

- Гораздо.

- Не подскажите, на чем я остановилась?

- Вы рассказывали про свою очередную охоту на оборотней, - помогла сиделка. - На этот раз вы оставили дома любимый меч-двуручник и отправились душить их голыми руками.

- У нас, вампиров, есть некоторые сверхспособности, - скромно улыбнулась девушка. - Итак, звезды в ужасе попрятались за облака, когда я вступила под полог зачарованного леса...

"Издам," подумала фроляйн Лайд, "Издам и назову 'История Вампира.' Вот где ирония-то!"

Она вновь взялась за увесистый фолиант. Еще два журнала, уже исписанных, лежали под табуретом. Неудивительно, ведь она строчила 7 часов подряд, да еще столько же вчерашней ночью. Доктор Ратманн велел ей завести "Историю Болезни Пациентки К.," а после собирался отправить сей ценный документ какому-то коллеге, молодому врачу... Как его там... Кажется, фамилия на "Ф" начинается.

Кармилла живописала свои приключения, а сиделка только монотонно кивала, продолжая записывать. Хотя голос у пациентки был тонкий, чтобы не сказать визгливый, но он удивительным образом убаюкивал. Фроляйн Лайд почувствовала, как мысли ее уносятся далеко отсюда, а в следующий момент на пустой еще странице проступило знакомое лицо. Сиделка прикусила губу. Сколько раз давала себе зарок не думать об этом, хотя бы на службе думать, но нет! И ведь никакие вампиры не сравнятся по коварству с ее собственным воображением, которое раз за разом выкидывает такие фортели. А потом и рука ее задвигалась совсем не в такт словам пациентки, и карандаш вывел -

"Знаешь, мне никогда не удавались любовные письма. Хотя откуда тебе знать, если я так ни одного и не отправила? Что, в общем-то, и следовало доказать.

Сказать ли, что я люблю тебя? Но это чересчур банально, а в подобных обстоятельствах еще и лицемерно. Разве что я расскажу тебе про мой сон? Теперь он посещает меня так часто, что в пору назвать его вещим. Только я не верю в вещие сны. Должны же быть хоть какие-нибудь суеверия, в которые я не верю. Передо мною стоишь ты, и на тебе совсем нет одежды. (Собственно, так я понимаю, что это сон, потому что в обычной жизни она на тебе есть всегда.) Я протягиваю руку и глажу твою грудь, чтобы ощутить на кончиках пальцев теплую шелковистую кожу, чтобы почувствовать как - словно мотылек зажатый в ладони - бьется твое сердце. Но мои пальцы тщетно вслушиваются в тишину. В груди у тебя пусто и холодно. Человек, превратившийся в статую. И тогда мне хочется сложиться вдвое и закричать, поэтому что это моя вина, я не смогла защитить тебя от них. Хотя какая из меня защитница, когда я за себя-то постоять не умею? Да и примешь ли ты мое заступничество? Сомневаюсь.

Я уже знаю, что произойдет дальше - зрачки взорвутся красным, а клыки покажутся из-под губ, которые еще секунду назад мне улыбались. Мне хочется бежать от тебя сломя голову. Мне хочется вцепиться тебе в губы и целовать, расцарапывая язык о клыки, пока рты наши не наполнятся кровью. Нашей общей.

Как-то раз я поклялась, что без тебя мне не жить. Я же не соврала, правда? Теперь я без тебя и я действительно не живу."

- Фроляйн Лайд? Вы меня вообще слушаете?

Сиделка аккуратно вымарала каждую строку, а потом как ни в чем не бывало посмотрела на Кармиллу.

- И что это вы там зачеркиваете? - девушка вытянула шею, силясь заглянуть в журнал, но фроляйн Лайд его вовремя захлопнула.

- Так, отсебятина. Мои комментарии, довольно неудачные. Думаю, пора закончить наше интервью и начать лечение. Что скажете, сударыня? Приступим? - сиделка недобро усмехнулась, и девушка сникла под ее колючим взглядом.

Фроляйн Лайд уже пришла к выводу, что с Кармиллой нужно обращаться посредством кнута и пряника. В буквальном смысле. Ну первый-то способ никуда не денется. Наверняка в лечебнице найдется несколько крепких кнутов, применяемых для как-нибудь терапевтических целей. Так что фроляйн Лайд решила начать с со второго.

- Хочу задать вам задачку. Представьте себе, будто вы обыкновенная современная барышня.

- Даже представлять такой кошмар не хочу!

- Понимаю, это сложно. Ведь бы, - сиделка открыла журнала на самом начале, - родились в 13м веке в небольшом испанском городке, где прославились своей необыкновенной красотой, недюжинным умом, выдающимся милосердием, а так же тем, что вы изготовляли мечи и бились на них гораздо лучше мужчин. Местный лорд полюбил вас и три раза ополз вокруг вашего дома на коленях, но вы так и не снизошли к его мольбам. Вы обороняли город от чумы, цыган, сарацинов, и нашествия саранчи. За это вас избрали первой женщиной-мэром. В конце концов, вами заинтересовалась Инквизиция и, верно, гореть бы вам на костре, если бы в вас не влюбился сам Верховный Инквизитор. Ну а потом в ваше окно стали залетать вампиры с ювелирными глазами. Хорошо. Но поднапрягите воображение и представьте себя на месте обычной барышни. Что бы вам хотелось съесть на завтрак?

Кармилла захлопала глазами.

- Как - хотелось? - спросила она озадаченно. - Разве можно выбирать? Ела бы то, что в тарелку положат.

- Ну а любимая еда у вас была... бы?

- Нет. Еду вообще нельзя любить! Настоящая леди не должна много есть, это против всех моральных принципов.

Настоящая леди. Как же, черта с два. Губы Кармиллы шевелились, но фроляйн Лайд слышала чужой голос, "О какой добавке может быть и речь? Ты и так съела слишком много! И не смотри на бифштекс, дорогуша, это не для тебя. От мяса зарождаются плотские желания, от отсюда недалеко до - о ужас! - сладострастных содроганий!" Что-то там доктор говорил про нормальный вес и аппетит? Чушь какая, на девчонку дунешь и она с ног свалится.

- А как же сладости? - не унималась сиделка.

- Сладости? Ну... однажды нянька посыпала немножко сахара на хлеб с маслом, но вышел скандал и хлеб отослали на кухню... Ой, то-есть это произошло бы, будь я обычной барышней. Хорошо, что я вампир.

Сиделка нахмурилась, словно боксер, который собирается ударить противника ниже пояса, да еще и перчатку свинцом утяжелил. Нечестно пользоваться тем, что Кармиллу лечили отдыхом, по методике американского доктора Митчелла, а значит из еды она могла рассчитывать только на жирное молоко. Фроляйн Лайд всегда сочувствовала пациенткам, которых пичкали пресной едой по часам. Сама она в не могла пройти мимо кондитерской, чтобы не прилипнуть к витрине. Ужасно хотелось снова попробовать шоколад, черный и горький, как порок и расплата за него, а еще рахат-лукум, в котором вязнут зубы, и заварные пирожные, и хрупкий крошащийся штрудель... Увы, вся эта гастрономическая роскошь теперь не про нее. Пора привыкать к своему положению.

Вздохнув, девушка вытащила из кармана фартука что-то квадратное, завернутое в вощеную бумагу. Медленно, наслаждаясь драматическим эффектом, она развернула бумагу и в комнате запахло корицей, мускатом, и медом.

- Что это? - сглотнув, Кармилла воззрилась на подношение.

- Печенье, - проговорила сиделка с улыбкой Сатаны, предлагающего Господу нашему превратить камень в хлеб.

- Я не стану это есть! Я питаюсь одной кровью!

- Может, стоит разнообразить диету?

-Я выброшу его в окно! - пациентка категорически замотала головой.

- Зная, что я потратила на него свое - прошу заметить - более чем скромное жалование? Вы действительно сделаете это?

-Да! Потому что мы, дети ночи, - жестокие существа, и нам дела нет до чужих страданий. Мы над ними смеемся.

- Ваша взяла, - согласилась сиделка. - Но не могу же я смотреть, как вы будете выбрасывать ни в чем не повинное печенье! Давайте так - я совершу небольшой обход палат, а вы в это время от него избавитесь. Договорились?

Не дожидаясь ответа, она положила печенье на кровать и вышла за дверь, не забыв запереть ее на ключ. Затем она прошлась коридору, для проформы заглянув в несколько палат. К счастью, большинство пациенток уже мирно посапывали. Когда прошло достаточно времени, чтобы Кармилла и донесла печенье до окна, и просунула его через решетку, и пронаблюдала, как оно падает, фроляйн Лайд вернулась. Пациентка уже забралась в постель и ее светлые волосы разметались по подушке. Сиделка заметила, что девочка быстро провела языком по зубам и вытерла руки об одеяло. Но несколько крошек все же прилипли к ее щеке. Значит, ликвидация печенья прошла благополучно.

Тут бы ей и уличить негодницу во лжи, но сиделка заколебалась.

- Фроляйн Лайд?

-Да, Кармилла? - она подоткнула одеяло и присела на край койки.

- А ведь вы мне поверили! Я о том, что вы могли остаться здесь до утра и поднять штору, чтобы проверить, вспыхну я или нет. Или принести святой воды из церкви. Но вы ничего такого не сделали. Значит, все таки поверили?

В груди у нее вдруг сделалось как-то гнетуще-противно, точно желчи хлебнула. Она не сомневалась, что стоит ей только переступить порог церкви, как вода вскипит в купели, а орган сам собой заиграет Dies Irae. Ну и что теперь ответить этой дурехе?

Сиделка кивнула.

- Спасибо! Мне еще никто никогда не верил. Все сем...сот лет.

- У меня на вампиров глаз наметан, - улыбнулась девушка. - Сразу опознаю упыря, если увижу.

- Фроляйн Лайд?

- Да, Кармилла?

- Вы не могли вы меня поцеловать?

Глаза сиделки распахнулись и она вздрогнула, как от пощечины.

- Почему вы меня об этом просите?

- Мама всегда целовала меня на ночь. Когда была жива.... ну и когда я тоже была жива, само собой.

Наклонившись, сиделка слегка коснулась ее лба губами. Кармилла поежилась, как если бы по ее коже провели кусочком льда. Сиделка же убрала руки за спину и впилась ногтями в ладонь. Черт, черт, черт! Никаких нервов не хватит на такую работу! И ведь никто не предупреждал, что в ее обязанности будут входит объятия и поцелуи с пациентками. Иначе она обходила бы эту больницу как холерный барак.

- Фроляйн Лайд?

- Ммм?

- Боюсь, мне не уснуть. Мне такие кошмары иногда снятся, ужас просто.

"Ну еще бы, с такой-то неразберихой в голове," подумала сиделка.

- Я обо всем позабочусь.

- Только не заставляйте меня пить лауданум! - взмолилась Кармилла. - От него потом спазмы в желудке.

Лауданум, или настойка опия, в свое время считался чуть ли не панацеей. Им лечили всё от менингита до расстройств сна. Частое употребление лауданума приводило к наркотической зависимости от которой страдал, к примеру, английский поэт Коулридж.

В свое время, фроляйн Лайд хлебнула достаточно опийной настойки и пришла к выводу, что это та еще дрянь. Неудивительно, что девочка не хочет им полакомиться. Ну ничего, пойдем другим путем. Хотя если подумать, другой путь будет похлеще лауданума.

- Обойдемся без снотворного.

Фроляйн Лайд провела рукой над глазами Кармиллы, словно притягивая веки вниз за невидимые нити. Та почти мгновенно расслабилась, рот ее чуть приоткрылся. Тогда сиделка склонилась над ней и для верности тихо пропела по-итальянски:

Fatte la ninna, fatte la nanna
dint'a la cunnula de raso
Ninna nanna, ninna nanna

Теперь Кармилла дышала глубоко и покойно. И ни один кошмар не постучится к ней в голову, ни одно чудовище не вылезет из-под кровати. Чудовища тоже соблюдают субординацию. При виде фроляйн Лайд они стали бы во фрунт.

Как и всякий раз, когда приходилось пользоваться этими способностями, сиделке стало стыдно. Она догадывалась, откуда они появились. Такое ощущение, будто ненавистный родственник подарил ей дорогущий подарок - и выбросить жалко, и трогать не хочется. Но сегодня - это крайний случай, убедила она себя наконец. Иначе бы Кармилла ни за что не утихомирилась. А так они обе смогут выспаться.

Смена уже закончилась, и наша героиня возвращается домой. Пожалуй, мы составим ей компанию, а заодно и присмотрим за барышней, чтобы никто ее не обидел ненароком. Ведь ее путь лежит через трущобы. Хотя поздний час уже перетекает в ранний, здесь все еще слышны крики и звон стекла. У редких фонарей еще толпятся помятые, размалеванные особы в ярком тряпье, которые бросают презрительные - или завистливые - взгляды на ее скромное платье и белую пелерину. Мужчины в разных стадиях опьянения подпирают стены. Когда один из люмпенов выходит из тени и вразвалку идет за ней, девушка прибавляет шаг, в потом и вовсе пускается наутек. Она не позволит, чтобы на нее снова напали. Нет, только не сегодня. Это будет так гадко, так унизительно, если сегодня! Должны же у нее быть принципы.

Иное дело завтра. Тогда пусть хоть все пьянчуги из трущоб к ней пристают. Раз в неделю можно расслабится. Сиделка мечтательно улыбается, представляя, как славно она скоротает ночку в приятной мужской компании.

Вот она у доходного дома. Быстрыми шагами фроляйн Лайд спускается в подвал, заходит в свою комнатенку, темную как пещера, зажигает керосиновую лампу. Затем закрывает дверь на замок и еще три щеколды. От вампиров это не защитит. Им ничего не стоит одним ударом высадить дверь. Они так и сделают, когда придут за ней. Но зато хоть люди не будут соваться. Покончив с мерами предосторожности, девушка стягивает платье через голову. Теперь на ней только лиф и нижняя юбка. Персоналу Св. Кунигунды запрещено носить корсеты - врачи винят их во всех женских хворях, от чахотки до помутнения рассудка. Но девушка и так терпеть не может корсеты. Она скорее залезла бы в Железную Деву, чем позволила себя зашнуровать. Вот она снимает и лиф. Заметив, что мы за ней наблюдаем, поспешно отворачивается. Тем не менее, мы успеваем разглядеть золотой медальон у нее на груди (саму грудь мы не рассмотрели, потому это дурной тон - так пялиться на чужую грудь).

Теперь можно приступить к вечернему туалету. Наполнив тазик водой из фаянсового кувшина, фроляйн Лайд склоняется над столом. Медальон стукается о край, и девушка перебрасывает его на спину. Умывшись, она расчесывает темные волосы и заплетает их в две косы. Тут бы ей и полюбоваться на себя в зеркало, но его в каморке нет (Как вы уже заметили, наши персонажи зеркала не жалуют). Девушка надевает сорочку из тончайшего батиста, щедро отделанную кружевом, и прячет волосы под ночной чепец с розовыми лентами. Откуда, спросите вы, такая роскошь у простой медсестры? Вот и нам интересно.

Наконец-то можно отдохнуть после тяжелой смены. Крохотное оконце едва пропускает свет, но на всякий случай девушка задергивает его занавеской из плотной ткани. Не хватало еще, чтобы июльское солнышко беспокоило ее заслуженный трудовой сон. Затем фроляйн Лайд забирается в кровать, снимает медальон, целует его и кладет на подушку.

- Меня нет рядом, а значит все будет хорошо. Спи спокойно, - говорит она медальону и сама тут же засыпает.
  
  
   ГЛАВА 9

На рассвете Уолтер спустился в кухню, где Эвике сидела у едва теплившегося очага, накручивая волосы на папильотки. При виде гостя она встрепенулась и протянула ему корзину, а так же список продуктов, в котором значилось следующее:

1.Хлеп
2.Свечы
3.Зубной порошек

Последний пункт на некоторое время ввел юношу в ступор. Вот ведь как тщательно упыри готовятся к Балу!

- А деньги? - спросил англичанин.

- С деньгами любой дурак купит, - хитро подмигнула горничная, но прочитав ужас в его глазах, добавила. - Попросите в долг.

Уолтер облегченно вздохнул. Начинать день с воровства как-то не хотелось.

- Сударь! - окликнула его Эвике уже с крыльца, - Возьмите, а то еще замерзнете чего доброго. Вернее, чего недоброго.

И протянула ему черный, слегка побитый молью бархатный плащ.

- С графского плеча, - улыбнулась девушка.

- А хозяин не рассердится, что ты раздаешь его добро смертным?

- Что вы! Он и сам вышел бы с вами попрощаться, но уже почивает. Изготовление гробов очень утомительно. И фроляйн Гизела тоже спит. Кстати, она передавала вам привет.

Англичанин почувствовал, что заливается краской. Он взял плащ из рук Эвике и ненароком коснулся ее кожи, загрубевшей от работы, зато теплой. Интересно, какова кожа Гизелы на ощупь? Наверное, гладкая и ледяная, как у статуи в зимнем парке.

Замотавшись в вампирский плащ, Уолтер покинул Замок и отправился в деревню по дороге, лежавшей через лес. Волки, которые всю ночь услаждали его слух сладостными трелями, уже отправились на боковую, так что юноша чувствовал себя в относительной безопасности (насколько это вообще возможно, имея за спиной замок кровавого маниака).

Ранним утром лес был не так страшен как ночью и уже не казался сплошной непроглядной массой, густой, полной пугающих звуков, словно квинтэссенция всех кошмаров. Горный воздух еще не успел нагреться и как следует пропитаться запахом хвои, но уже слегка кружил голову, подобно разбавленному вину. Дорогу впереди заволокло дымкой, но она уже начинала рассеиваться. Серые, поросшие мхом скалы взмывали ввысь, и деревья, воодушевленные их примером, тоже тянулись изо всех сил, ловя лучи восходящего солнца. Уолтер походя сколупнул со ствола комок смолы и лизнул ее, чувствуя как на кончике языка вспыхивает вкус детства. Не того детства, которое он провел в закрытой школе для мальчиков, а идеального детства, с приключениями, разбитыми коленями и игрой в индейцев. Он сунул смолу в рот и старательно ее разжевал.

Дорогу со всех сторон обступали заросли папоротников. Ярко-зеленые и узорчатые, они колыхались как хвосты диковинных птиц, а рядом с ними виднелись цветы - и колокольчики, и пушистая желтая горечавка, и водосбор, похожий на падающую комету. На листьях растений еще сверкали капли росы, словно сама природа разбросала по траве осколки зеркал в насмешку над обитателями Замка.

Вскоре юноша разглядел и деревню, казавшуюся игрушечной с такого расстояния. Виднелись беленые известью дома, кое-где крытые черепицей, но все больше соломой. В тех домах, где проживали самые трудолюбивые жены или самые голодные мужья, из труб вовсю валил дым. За околицей начинались поля, издали напоминавшие штопаное одеяло, а поодаль махала крыльями ветряная мельница, силилась оторваться от бренной земли. Уолтер не мог пропустить и сельскую церковь, с зеленой крышей и невысокой колокольней со шпилем. Нужно обязательно заскочить туда за святой водой, решил англичанин. Как бы он сам ни относился к католической вере, но вампиры ее уважали.

Через час он спустился в деревню, где утренняя суматоха уже успела поутихнуть, мужчины отправились кто на поле, кто в колбасный цех, а женщины хлопотали по хозяйству. Уолтер прогулялся по улице, разглядывая аккуратные домики, окруженные невысокими каменными заборами или плетнем, увитым вьюнком. На изгородь то и дело вспрыгивали куры - интересно, они вообще несутся, учитывая что им приходится ежедневно созерцать Замок? - а собаки встречали чужака меланхоличным лаем. Подсолнухи склоняли перед ним тяжелые головы. Сливы, которые росли возле каждого дома, похвалялись темно-сизыми плодами, так и подначивая нарушить восьмую заповедь. Стены домов были украшены сушеными тыквами-горлянками и связками пылающей паприки, любимой приправы в здешних краях. Бытовало мнение, что именно острая пища служит причиной кошмаров, но - как англичанин уже успел убедиться! - вампиры и специи относились к раздельным сферам, никак друг с другом не соприкасавшимся. Было между ними лишь одно сходство - и то, и другое вполне реально.

Сначала Уолтер направился к колодцу, где собирались местные Ревекки. Колодец в деревне - это место общественного значения, эквивалент светского салона. Где еще узнать свежие сплетни, как не здесь? Увы, языковой барьер вырос перед Уолтером неприступной стеной. На местном диалекте он мог оперировать лишь такими базовыми терминами как "вурдалаки", "яремная вена," "кровь," "чеснок", и "без паприки, пожалуйста." Словарного запаса было недостаточно, чтобы расспросить о местонахождении пропавшей девицы (хотя как знать, как знать!) Кроме того, стоило этнографу появиться на горизонте, как селянки тут же разразились устным народным творчеством. В итоге Уолтер стал духовно богаче на несколько песен, но ничего нового про Берту Штайнберг так и не узнал.

Следующим пунктом назначения стал трактир "Свинья и Бисер." В столько раннее время суток трактир был относительно пуст, за исключением двух пьянчуг, которые еще со вчерашнего вечера мирно дремали под столом. Содержание алкогольных паров в воздухе удовлетворило бы даже придирчивого Леонарда, ведь ни один микроб, пусть и самый живучий, минуты бы не протянул в такой атмосфере. Уолтер зажал нос и начал пробираться к стойке, брезгливо переступая через огрызки, луковую шелуху, и храпящих людей. Позевывая, служанка Бригитта уже начала наводить чистоту, для коих целей плеснула на пол воды из ведра и тряпкой размазывала грязь направо и налево, направо и налево. На стойке серой мохнатой лужицей растеклась трактирная кошка. При виде Уолтера, она открыла янтарный глаз, но не сочла юношу достойным августейшего внимания и снова погрузилась в сон. Даже мухи бились о стекло без особого энтузиазма.

Габор Добош уже стоял за стойкой и, вооружившись клещами, выпрямлял ржавые гвозди, которыми была утыкана увесистая дубина, применявшаяся в трактире с той же целью, с какой в Св. Кунигунде использовали лауданум. Дубина представляла из себя разновидность колыбельной. Очень мощной колыбельной. Такой, от которой поутру просыпаешься с дикой головной болью. Впрочем, завсегдатаи "Свиньи" и так просыпались с головной болью, так не все ли равно, что стало ее причиной - излишек сливянки или превентивный удар по затылку. Хотя нрав у хозяинв был крутой, но популярность трактира от этого лишь росла. Стараниями Габора в"Свинье и Бисере" не происходило никаких бесчинств (выбитые зубы и проломленные носы не считались бесчинством, а скорее издержками производства). Жены не боялись отпускать туда мужей. Старушки приносили туда свое вязание. Между столами сновали маленькие дети.

Дубина была не единственным оружием в трактире. Возле полки, уставленной пузатыми бутылками, висел зазубренный меч, доставшийся Габору от какого-то деда с бесконечным числом "пра." Меч еще ни разу не снимали со стены, но одного многозначительного взгляда на него хватало, чтобы утихомирить самую буйную попойку.

У стойки англичанин застыл как вкопанный, размышляя над дальнейшей стратегией. Пожалуй, следовало занять трактирщика непринужденной беседой, а потом как бы невзначай расспросить его про Берту Штайнберг. Проблема заключалась в том, что Уолтер терпеть не мог легкие светские разговоры с самого детства, а если точнее - с шести лет.

***

Именно столько ему было, когда матушка однажды позвала его в гостиную, чтобы детский лепет умягчил сердце леди Милдред - богатой меценатки, из которой миссис Стивенс надеялась вытрясти вспомоществование своему благотворительному клубу. Кажется, в тот раз дамы снаряжали миссионера в джунгли к пигмеям или покупали пособия по этикету для алеутских девочек - что-то в этом роде. За накрытым столом сидела сдобная леди Милдред, которая тут же вцепилась Уолтеру в щеку и с упорством завзятого вивисектора начала превращать мальчика в бульдога. Когда Уолтеру удалось вырваться, миссис Стивенс велела ему рассказать "одну из тех чудесных сказок, которые он услышал от нянюшки Пегги." Сказано - сделано.

-... Фея спросила женщину, "Каким глазом ты видишь меня, правым или левым?"

- Ах, он любит фей! Какой у вас чувствительный мальчик, миссис Стивенс!

- ... "Правым," - ответила женщина, потому что именно до этого глаза она дотронулась пальцем, смоченным в волшебном эликсире.

- Ах, волшебство, волшебство! Прелесть что за ребенок!

- Тогда фея кааак ткнет палкой ей в глаз - рррраз! - он и вытек!.. Еще кусочек кекса, леди Милдред? Мэм?

В тот день ему достался весь кекс, но его уже никогда не приглашали развлекать гостей, а вскоре и вовсе сбыли в школу с глаз долой.

***

- Ого, да у нас первый посетитель! Раненько пожаловали, сударь, - и трактирщик почтительно поклонился гостю. Его отношение к неведомой Англии значительно потеплело. Страна, чьи граждане заявляются в кабак в 10 утра и которая при этом продолжает функционировать, достойна уважения.

Юноша откашлялся.

- Чудесная погода стоит, вы не находите? Очень... погожая. И ветерок такой приятный, такой... юго-западный - трактирщик насупился. - Как проходит сенокос? Хорошо ли уродились фрукты? - трактирщик пристально посмотрел на его губы, ожидая что на них вот-вот выступит пена. - Все ли благополучно в вашем заведении? Надеюсь, оно приносит доход.

- Не жалуемся. Если вы насчет налогов, так они давно уплачены.

На всякий случай Габор подхватил дубину, а Бригитта выпрямилась и уперла руки в бока.

- Где Берта Штайнберг? - сдался Уолтер. - Знаете?

- Как не знать, - сразу расслабился трактирщик.- Гостит у тетке в Гамбурге.

- Герр Леонард, поди, всей деревне уши прожужжал, что она туда поехала за обновкой. Будто мало ей! Никогда ведь одно платье два раза не наденет. Но оно и понятно. Наверняка в ее платьях сразу заводятся микробы! - служанка доверительно наклонилась к Уолтеру, - Они там по всему дому расплодились. Просто спасу нет. Куда герр Леонард не сунется со своим микро-как-его-там, так всюду их находит. Сдается мне, что он их на себе таскает. Казалось бы, благородный господин, а вшей энтих вывести не может!

Уолтер достал любимый блокнот и приготовился записывать показания.

- Опишите мне фроляйн Штайнберг. Какого цвета у нее волосы?

- Кто ж их разберет? Она все время шляпки носит.

- Глаза?

- Полно, сударь, станем мы ей в глаза-то заглядывать! - Габор развел руками. - Мы свое место знаем. Негоже таращится на такую даму.

- Высока ли ростом?

- Да не то чтобы и высока, но и не слишком низкая.

- Если сравнивать с фроляйн Гизелой, она была бы выше или ниже?

- Вот чего не знаю, того не знаю. Никто из наших не видел, чтоб они с Ее Милостью рядышком стояли. Люто друг друга ненавидят. Как говорится, две кошки в одном мешке не улежатся.

- Она красива?

- Виконтесса, что ли?

- Да нет же! - сомневаться в красоте Гизелы мог лишь отъявленный кощун, - Берта Штайнберг.

- Не очень, - честно признался трактирщик

Уолтер имел некоторое представление о местных эстетических стандартах. "Некрасивая девушка" - это растяжимое понятие, куда входило все от "страшнее эпидемии оспы" до "слишком хрупкая, чтобы поднять корову одной рукой."

- Но на что ей красота, с такими-то деньжищами? - бросила Бригитта, возвращаясь к работе. - Небось, и так замуж позовут.

... Или уже позвали? А это мысль! Веревочная лестница, спущенная с балкона, побег в темноте, тайное венчание в маленькой часовне...

- Было ли у нее романтическое увлечение? - пробормотал Уолтер, конфузясь задавать такой приватный вопрос.

-Чиво?

- Она влюблялась в кого-нибудь?

-Ась?

-Парень, говорю, у нее был?

- Женихалась, что ли, с кем на стороне? - Габор еще раз снизил стилистическую планку. - О том мне неведомо.

- А может и было чего, но мы все пропустили! - опять встряла служанка. - Она часто гуляет одна-одинешенька, может, на свидания к кому бегает.

- Где она любит гулять?

- Да все больше вокруг Замка, то в лес сунется, то по горам лазает. Нехорошо это, все же она не из простых. Дама должна в гостиной сидеть и носу наружу не казать, а ей все неймется. Сколько раз ей говорили, что не доведет это до добра, и вот... - тут хозяин строго взглянул на девушку, и она поспешила сменить тему. - Зато какие у нее платья, любо-дорого смотреть! И атласы, и бархаты! А на одном платье такой длинный шлейф, что она как пройдет по улице, после уже и подметать не нужно!

Уолтер вспомнил простое платье Гизелы и ему стало обидно. Вот кому пошли бы модные наряды. Ее стройное тело было создано для шуршащих шелков, а маленькие изящные ступни - для атласных туфелек.

- Почему ваш граф не покупает дочери обновки? Боится ее разбаловать?

- Купила бы собака печень, да купить нечем, - хмыкнул Габор. - Граф наш, почитай, совсем разорился. У него давно уже на такое баловство денег нет. Нешто б мы ему не помогли! Так нет ведь, он гордый, чужого ему не надо! Кстати, когда вы расспрашивали про нашего графа, я потому и озлился да остальным запретил болтать, что подумал, будто вы из графских кредиторов. Мол, пришли его добро описывать. Таким мы не помощники.

- Отчего все так пекутся о графе? Вас не смущает, что он кровопийца?

- Все господа - кровопийцы, - заметил политически подкованный трактирщик.

- И герр Штайнберг тоже?

- А уж он и вовсе настоящий упырь! - вдруг зло выкрикнула Бригитта, но тут же шлепнула себя по губам.

Затем произошло неожиданное - Габор бросился к двери и захлопнул ее, а потом, привалившись к стене, вытер лоб.

- Сегодня безветренный день? - прошептала служанка сипло, словно у нее в горле пересохло.

- Твое счастье.

- Ветра точно нет?

- Точно, точно. Но в другой раз, девка, поостерегись что говоришь!

Уолтер крутил головой, силясь понять смысл этой метеорологической беседы.

- Ох, как же я это. У меня братья работают в его разделочном цехе. Если герр Штайнберг узнает, что я про него языком мелю, то, чего доброго, прогонит обоих. Герр Штайнберг, конечно, все жилы из работников тянет, но лучшей работы тут не сыскать.

- Вы не подумайте, что мы им недовольны!

- Мы все его очень любим!

- Истинно так!

Больше Уолтер ничего от этой парочки не добился. Устав разговаривать с пустотой, он ушел, оставив корзину, которую Бригитта любезно пообещала наполнить продуктами из списка ("Для будущей невестки герра Штайнберга нам ничего не жалко!")

Сам Уолтер не удержался и все таки сунулся к бакалейщику с теми же вопросами. Но ни сам торговец, ни его покупатели так и не сообщили про Берту Штайнбрег ничего вразумительного. Они в деталях описывали ее платья, а про саму девушку - ни слова. Как будто ее вообще не существовало. Как будто она была лишь механизмом для перемещения костюмов в пространстве. Неужели Берта Штайнберг настолько невзрачна? Тут Уолтер вспомнил Леонарда, с его бледным, невыразительным лицом, и этот вариант уже не казался странным.

День близился к концу, но страница в блокноте так и сияла девственной белизной (вернее, девственной желтизной). Теперь Уолтер подумывал о том, чтобы наведаться к Леонарду и получить информацию, так сказать, из первых рук. А заодно и поговорить о его ужасной помолвке с вампирессой. Но прежде следовало запастись святой водой. Слишком рьяно граф мастерит гробы, наверняка ведь замышляет злодейство глобальных масштабов. Уолтер поклялся, что без святой воды вообще порог замка не переступит.

Сейчас юноша стоял у двери сельской церкви, не решаясь войти. О католичестве он судил в основном по рассказам дедушки. Когда Джебедайя Стивенс заводил речь про ирландцев, этих чертовых папистов, то так брызгал слюной, что те, кто сидел за другим концом стола, украдкой вытирались салфетками, а те кто поближе - и вовсе прятали головы под скатерть. Дедушка утверждал, что все ирландцы суть пьяницы и плуты, и сравнивал их веру с язычеством, причем всегда в пользу последнего.

Другим источником информации о папистах была книжка в черном переплете, которую Уолтеру подарили на совершеннолетие его хихикающие кузены. Книга называлась "Шепот в Келье, или Веселые Флагеллянтки" и была проиллюстрирована щедро, от души. Женщины на картинках явно были монахинями, ибо волосы их прикрывали платки. Собственно, этим и ограничивалась вся одежда, но скудость платья компенсировалась их сверхчеловеческой гибкостью и неистощимым воображением. Любовь к ближнему своему стала главным принципом этих женщин, и все двести страниц они воплощали его в жизнь различными способами. В который раз Уолтер подумал, что веселье прошло мимо Англии.

Рано или поздно боязнь вампиров пересилила недоверие к чужой религии, и Уолтер проскользнул в церковь, озираясь по сторонам.

К его вящему разочарованию, идолов, вымазанных жертвенной кровью, здесь не оказалось. Лишь белые стены с изображениями остановок Крестного Пути, алтарь, да потемневшая от времени статуя Девы Марии, с четками в протянутой руке. Лицо статуи несло печать глубокой, созерцательной печали, и словно стараясь хоть немного ее развеселить, кто-то положил букет ромашек у ее ног.

Здесь было пусто и тихо. Юноша присел на край скамейки, надеясь, что рано или поздно сюда заглянет священник. Где еще его искать, Уолтер не имел ни малейшего понятия. Прошло несколько минут, а священник и не думал появляться. От нетерпения юноша начал барабанить по дереву костяшками пальцев, но одернул себя. В церкви нельзя свистеть, вертеться, и вообще вести себя безобразно. В церкви полагалось молиться, искренне и горячо. Еще в детстве у Уолтера начались с этим проблемы. Он вообще старался лишний раз не привлекать к себе внимание небес. А то вдруг там сочтут, что его молитвы недостаточно искренние - некачественные, в общем. И решат его наказать. А поскольку у Господа Бога все таки возможностей побольше, чем у мистера Риверса, директора школы, одной тростью Он не ограничится. Уолтер до сих пор ощущал отголоски детских страхов. Религия казалась чересчур сложной, запутанной. Иное дело вампиры. Их видно как на ладони.

Но сейчас, пожалуй, и правда следовало помолиться, чтобы скоротать время. Другое дело, что евангелик не должен молиться в таком капище. Кроме того, Уолтер регулярно прогуливал уроки латыни, а католический Бог вряд ли станет разговаривать с кем-то настолько необразованным. Но все таки он бросил пробный камень.

- Господь, помоги мне отыскать Берту Штайнберг. Если тебя не затруднит, конечно. А если затруднит - то ничего, я сам как-нибудь. В любом случае спасибо, - он порылся в памяти в поисках чего-нибудь латинского, - ...эээ... Vale!

Так прошел еще час. Веки Уолтера налились тяжестью и он уже не помнил, как сполз на скамью и задремал. Проснулся он лишь когда кто-то сильно встряхнул его за плечо.

- Просыпайтесь, молодой человек! Здесь храм Божий, а не ночлежка. Как вам не стыдно! Нет, я еще понимаю если во время проповеди, но чтоб так! Ни с того, ни с сего!

Встрепанный, юноша вскочил и увидел рядом с собой старика в сутане. Его загорелое лицо было таким морщинистым, что напоминало печеное яблоко с богатой мимикой.

Священник кивком указал на дверь. Уолтер, моргая, вышел за ним на крыльцо.

- Я отец Штефан, настоятель церкви, - священник протянул ему руку ладонью вниз и Уолтер, не зная что в таких случая предписывает этикет, осторожно потряс его за пальцы. Но священнику это почему-то не понравилось.

- А вы кто будете?

- Уолтер Стивенс.

- Из Ирландии? - с надеждой спросил священник.

- Из Дербишира, что в Англии. В центральной.

- Значит, вы тот самый этнограф, который взбаламутил всю деревню. А почему, позвольте спросить, я не видел вас на службе?

- Потому что меня там не было, - Уолтер предложил самый логичный ответ.

- А сейчас зачем пожаловали?

- Мне нужна освященная вода и освященное масло, - он хотел было добавить про освященный чеснок и освященные колья, но смолчал.

- Для чего вам святая вода? - допытывался священнослужитель, явно обучавшийся у иезуитов.

- Эмм... я ее коллекционирую. Образцы из разных мест.

Священник посмотрел в ту сторону, где на утесе возвышался Замок, потом перевел взгляд на Уолтера.

- Сосуды для воды найдутся?

Англичанин вынул из кармана несколько флакончиков из-под духов, которые перед самым отъездом он взял в бессрочный долг у сестер, предварительно вылив из них драгоценную жидкость.

Отец Штефан поморщился, глядя на флакон разрисованный золотыми розочками.

- Что ж, и это сгодится. Подождите здесь.

Затем он надолго исчез в церкви, но когда вернулся, все флаконы были наполнены водой, а один - маслом.

- Вот. Кстати, хорошо бы окропить все углы в Замке. Но так чтобы никто не заметил.

- Спасибо. Сколько я вам должен?

- Христа с кнутом на вас нет! Стану я брать за такое деньги! Хотя вы и правда кое-что мне должны, - лицо его посерьезнело - Вы должны беречь себя. А еще вы должны уехать как можно скорее. Слышите? Возвращайтесь в Замок, собирайте свои вещи и прочь отсюда! Но прежде попрошу вас со мной отужинать.

Дом священника находился буквально в двух шагах. Отец Штефан проводил Уолтера в столовую, где служанка, носившая подходящее имя Марта, проворно накрыла на стол. Перед голодным англичанином появился капустный рулет, жареная картошка с луком и шкварками, а на закуску - маринованные перцы и маленькие острые колбаски. "Марта сама готовит колбасу," изрек отец Штефан с таким важным видом, будто это было политическим заявлением.

Служанка же металась по столовой, заламывала руки и причитала, что знай она раньше про визит иностранца, обязательно приготовила бы настоящий гуляш. Теперь она навеки опозорена в глазах заморского гостя. Но Уолтер и так сглатывал слюну, чтобы не закапать всю скатерть. Внезапно Марту осенило и она, топоча сапогами, побежала на кухню, испечь яблок на десерт. Священник прочел короткую молитву на латыни и осенил себя крестным знамением. Уолтер торопливо проделал тоже самое, стараясь не думать про дедушку, который рвет и мечет облака в раю.

- Вы уж простите старика, за то что я давеча так сорвался, - попросил отец Штефан, откидываясь на спинку стула. - Но я и правда уповал, что увижу вас на службе. Падает посещаемость нашей церкви, ох падает. Например, с прошлого года я лишился нескольких прихожан, и каких прихожан!

- А фто проижофло в профлом году? - спросил Уолтер с набитым ртом.

- А прошлом году, молодой человек, в наших краях стало меньше людей. Зато прибавилось вампиров.

Пока Уолтер, согнувшись над столом, пытался прокашляться, хозяин охаживал его кулаком по спине. Но лицо юноши стремительно краснело. Лишь когда священник, ухмыльнувшись, предложил прямо сейчас провести обряд соборования, Уолтеру удалось взять себя в руки.

- Вампиров, вы сказали? - прохрипел англичанин.

- Их самых. Это ж надо до такого додуматься - и самим овампириться, и хорошую, благополучную семью в свои игры втравить. Я неоднократно писал епископу с просьбой прислать сюда отряд экзорцистов, но мне лишь посоветовали не налегать на кагор. И вот результат - нечисть совсем распоясалась! Решила устроить танцульки в Замке! Нет, это ж надо наглость иметь! Прямо у меня под носом.

- Разве в деревне про это не знают?

- Да знают, конечно. Но раз уж вы пришли за святой водой, я могу сделать вывод, что вы знакомы с нашим главным вампиром?

- Д-да. В некотором роде.

- В таком случае вам понятно, почему никто не хочет переходить ему дорожку.

- А вы, отец Штефан, так и будете сидеть сложа руки?

- Что я могу? Созвать крестовый поход, телеграфировать в Инквизицию? Прошло то времечко. Теперь никто в цивилизованном мире не верит в нечисть, и она этим пользуется. Вполне успешно, надо заметить.

- Неужели вы ничего не предпримете? - воскликнул Уолтер.

- Если кто-то придет за освященными предметами, я рад помочь. А всю ночь во время их так называемого бала я намерен звонить в колокола.

- Это их отпугнет?

- Да ничего их это не отпугнет! Но может хоть музыку свою поганую слышать перестанут. Или собьются с ритма и отдавят друг друг ноги. Да, это было бы совсем неплохо, - священник закрыл глаза и мечтательно улыбнулся.

Уолтер все никак не мог прийти в себя. Подумать только, он разговаривает про вампиров, и так запросто, за ужином! И его собеседник облачен в сутану, а не в смирительную рубашку!

Возможно, священник не только в вампирах разбирается?

- Отец Штефан, вы знаете Берту Штайнберг? Ту, которая пропала?

- Знал, - поправил его священник. - Берта исповедовалась у меня пару раз, хотя она из тех девиц, которых нужно колотушками в исповедальню загонять. Из современных девиц, в общем. Впрочем, она не так уж плоха. Правда, порок глубоко укоренился в ее душе, но кто из нас безгрешен?

- Она порочна? - спросил Уолтер, почему-то вспоминая "Веселых Флагеллянток."

- Скорее, испорчена. Во всем виновато ее дрянное воспитание. С детства ей дозволялось абсолютно все. Стоило только пальцем ткнуть - и желаемое подносят на золотом блюде и бархатной подушечке. Вытяни руку - и звезда упадет в ладонь. Она шла по жизни как нож по мягкому маслу, не встречая сопротивления, не работая локтями. А когда набрела на нечто такое, что уже не упакуешь в подарочную бумагу, ее отчаянию не было предела. И чем меньше шансов было это заполучить, тем сильнее ей хотелось. Говорю же, воспитание такое. Я давал ей советы, но ничего не помогло. В конце концов, она сама приняла правильное решение, - отец Штефан опустил голову. - Мне жаль ее. Несмотря ни на что, она была славной девочкой.

- Была? - ужасная догадка пронзила его мозг и пробежалась по нервам, заставив юношу содрогнуться. - Вы думаете, что она уже мертва?

- Мертва, молодой человек? Ну конечно она мертва!

- И ее смерть связана с вампирами?

- С кем еще, - отец Штефан равнодушно пожал плечами, словно повторял избитую истину.

- И вы так спокойно это говорите? Неужели все уже знают?

- Разумеется.

- И... и фроляйн Гизела?!

- Уж они-то с графом узнали в первую очередь.

В голову ему ворвался вихрь, закрутил и разбросал по сторонам и без того нестройные мысли. Берта мертва? Ее убили вампиры? Но зачем тогда Гизела посылала его на поиски? Неужели чтобы отвести от себя подозрение? Чтобы отвлечь его, сбить со следа? Ну да! Пока он будет искать Берту, она сама... Но как она могла так поступить? Почему? Хотя любому дураку ясно, почему. Против своей природы не пойдешь.

Но он еще успеет спасти Леонарда, он обязан успеть!

Уолтер отбросил салфетку.

- Я должен идти!

- А как же яблоки?

- Отец Штефан, ну какие яблоки?! Не до яблочек теперь! Я должен срочно поговорить с Леонардом!

Священник тоже вскочил.

- Не вздумайте, молодой человек! Постойте! Да не ввязывайтесь вы во все это!

Игнорируя его крики, Уолтер выбежал прочь из столовой, и уже через пару секунд хлопнула входная дверь. Старик побежал вдогонку, но за молодежью, перепуганной и оттого двойне резвой, ему было не угнаться.

- In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, - вполголоса произнес священник и перекрестил удаляющийся силуэт. - Господи, пусть он хотя бы просто погибнет.
  
  
  
   ГЛАВА 10

Вообще-то жениху и невесте не подобает оставаться наедине до свадьбы. Особенно - темной ночью, на лавочке в саду под романтичным светом луны. Их извиняет только одно - разговор носил сугубо деловой характер, и если бы рядом пролетал Амур с вполне определенными намерениями, то свалился бы в ближайший куст от услышанного.

- Нам нужна кровь, - отчетливо проговорила девушка. - Как можно скорее.

- Да, Гизела, я понимаю. Я постараюсь...

- Ты должен пообещать! Иначе... Иначе ты сам знаешь, что может случиться.

Леонард и правда прекрасно это знал.

- Бал уже скоро. Ты уверена, что сможете со всем справиться?

Девушка решительно кивнула и только сильнее сжала кулачки.

- Достань нам кровь! Пришли в замок как можно скорее, мы с отцом будем ждать.

- Завтра же об этом позабочусь. Обещаю, что хватит на всех, - затем Леонард изрек нечто галантное. - Гизела? Третьего дня мне попался весьма занятный вольвокс. Не угодно ли тебе...

- В другой раз, Леонард. И не забудь про кровь

Она быстро поднялась со скамейки и направилась прочь, не оборачиваясь на своего собеседника.

"Если все сорвется... Нет, нет, только не думать об этом! Все будет так, как мы и задумали. Ах, Берта, где же ты, когда ты так нужна!.."


***


Тяжело дыша, Уолтер остановился у забора из металлических прутьев. За ним лежал особняк Штайнбергов, где в этот момент происходила кровавая фантасмагория. Найти его было несложно, потому что сюда вела единственная мощеная дорога, но о том, чтобы постучаться в ворота, не могло быть и речи. В борьбе с вампирами главное внезапность.

Никогда прежде Уолтеру не случалось перелезать через заборы. Даже если однокашники отправлялись грабить яблоневый сад, мистера Стивенса оставляли на карауле. К счастью, прутья забора были в изобилии украшены чугунными розами и лилиями, так что было за что зацепиться. Он сбросил с плеч плащ и, чувствуя себя настоящий Диком Терпином, легендарным разбойником с большой дороге, полез на забор. Добравшись до самого верха, юноша перекинул через забор ногу, намереваясь тем же манером сползти вниз, но потерял равновесие и рухнул в темноту.

Мало кто из домохозяев оставляет у забора перину, чтобы злоумышленникам было мягче приземляться. Так произошло и в этот раз.

Тихо постанывая, Уолтер поднялся не четвереньки. Кости, кажется, целы - и на том спасибо. Затем осторожно ощупал свои щеки. Они были так исцарапаны, словно по ночам вместо подушки Уолтер подкладывал себе под голову дикобраза. Хорошо хоть глаза не выколол! Руки тоже были не в лучшем виде, а на левой ладони кровоточил глубокий порез. Уолтер достал носовой платок и кое-как перевязал рану, от всей души надеясь что вампиресса, которая сейчас рыщет впотьмах, не учуяла его кровь.

Закончив с первой помощью себе пострадавшему, Уолтер оглядел костюм и огорченно присвистнул. Сюртук утыкан шипами, одна штанина распорота от колена вниз, да и манжеты имели вид уныние наводящий. Сейчас любой бродяга захотел бы с ним побрататься, зато человек приличный перешел бы на другую сторону дороги. Черт же дернул Штайнбергов посадить шиповник у самого забора!

Но то, что он увидел дальше, заставило Уолтера поверить, что именно демонические создания были главной мотивацией для столь странного ландшафтного дизайна.

За шиповником росли другие кусты, на которых уже завязались ягоды. Рядом висела табличка, гласившая "Боярышник (Crataegus monogyna)." Уолтер без труда прочел эти слова, потому что они были написаны флюоресцирующими буквами и повторены на всех европейских языках. Такая табличка была бы уместна в оранжерее, возле с какого-нибудь кактуса, цветущего раз в столетие. Но в обычном саду, но рядом с заурядным боярышником? И тут, прямо у своих ног, он заметил растение c длинными зелеными стеблями, которые заканчивались фейерверком пушистых цветов. Уж его-то Уолтер успел опознать прежде чем табличка сообщила "Чеснок (Allium sativum)." Юноша втянул воздух и учуял знакомый запах. Согласно фольклору, и шиповник, и боярышник, и чеснок, ставший  притчей во языцех, отпугивают упырей. Похоже, Штайнберги создали у забора целую полосу препятствий. Поодаль росла и бузина. Вообще-то, она не действовала на вампиров, скорее на ведьм и злых фей, но тот, кто ее посадил, явно хотел перестраховаться.

К сожалению, ничего у них не получилось.

Когда Уолтер, оставляя на шипах клочья одежды, все же продрался через заросли и вышел на дорожку, на скамейке, посеребренной лунным светом, он разглядел Леонарда. Рядом с ним сидело ужасное видение. Жених и невеста были слишком поглощены разговором, чтобы смотреть по сторонам, но Уолтер на всякий случай упал на землю. Отсюда ему было слышно каждое слово. Говорила вампиресса, как водится, про кровь. Уолтер уже достал распятие, но Гизела пока что вела себя в рамках приличий. Закончив беседу, она так и не распорола Леонарду горло на прощание, но просто удалилась, и вечерний туман поглотил ее силуэт. Молодой Штайнберг как ни в чем не бывало пошел домой.

Уолтер остался сидеть на земле, чувствуя, что его мозг раздирают самые противоречивые мысли. Так ли плоха Гизела? Ведь она же не набросилась на Леонарда, хотя он был совсем близко. С другой стороны, она вымогала у него кровь, много крови... И так ли невинен сам Леонард? Не подался ли он в сообщники вампиров?.. И что же произошло с несчастной Бертой? Если она и правда убита, знает ли об этом ее брат? Возможно, они все тут в сговоре?.. И что ему теперь делать?.. И...и можно ли хоть как-то зашить проклятую штанину, потому что это его единственная пара брюк, а на новые пока что нет средств?!

Поразмыслив, англичанин решил идти до конца. Он должен поговорить с Леонардом и получить от него ответы на все вопросы (кроме последнего, вряд ли этот разиня знает как вдеть нитку в иголку.) С этими намерениями Уолтер решительно направился к особняку.

Дом Штайнбергов представлял из себя огромный прямоугольник, сконструированный архитектором, который так и не вырос из детского увлечения аппликацией. Тот тут, то там были натыканы барельефы, горельефы, мозаика и разные другие элементы декора с неизвестными названиями. Тучные ангелочки устраивали соревнования альпинистов, а на карнизах восседали горгульи. Все это великолепие было покрыто тремя слоями позолоты. Когда у Уолтера перестал дергаться глаз, он поднялся по парадной лестнице - что было сродни восхождению на пирамиду - и робко постучал в дверь, которую сторожили два мраморных льва.

Перед ним возникла матрона в черном бомбазиновом платье с кружевным воротничком, скрепленном брошью из оникса. Серые глаза женщины недобро сверкали на одутловатом лице, губы были поджаты, а многоступенчатый подбородок плавно перетекал в массивную грудь. При виде посетителя экономка заколыхалась от негодования. В ее взгляде явно читалось, что подобный сброд должен стучаться у черного входа.

- Нищим не подаем, - бросила экономка, рассматривая Уолтера как судья малолетнего правонарушителя.

- Вы не поняли! Мне нужно увидеться с Леонардом Штайнбергом.

- У молодого господина сегодня неприемный день. Оставьте свою визитную карточку, - экономка ехидно улыбнулась, давая понять что на такую цивилизованность с его стороны она и не рассчитывает.

Но на его счастье, за спиной Цербера в юбке вдруг нарисовался Леонард, который решительно распахнул перед ним дверь.

- Еще какой п-приемный! Это же Уолтер Стивенс, мой друг из Англии! Как мило, что вы ко мне заглянули! Я так и знал, что уникальные штаммы местных микроорганизмов не оставят вас равнодушным! Вы свободны, фрау Бомме, - кивнул он экономке, но ее тапочки, казалось, пустили корни в паркете.

- Ваш отец велел докладывать, если в дом пожалуют незнакомцы. Пока герр Штайнберг не будет поставлен в известность, гостя я пропустить не могу.

Леонард автоматически поправил очки.

- Я за него ручаюсь, - произнес он, делая ударение на каждом слове.

- Даже так, сударь. Против прямого приказа я пойти не смею.

- Почему вы считаете, что ссориться со мной выгоднее, чем с моим отцом? Ведь я такой же, как он. У нас с ним одинаковый химический состав крови.

Уолтер в который раз подивился умению Леонарда изящно излагать свои мысли.

- Ваш отец ужасно разгневается, - сказала экономка, уже без былой уверенности.

- Именно! Но я отделаюсь парой оплеух, а вам он может отказать от места, если сочтет что вы увидели нечто не предназначенное для ваших глаз.

Некоторое время экономка переваривала услышанное. Затем ее губы медленно сложились в приветливую улыбку, которая забуксовала где-то в районе щек, так и не достигнув глаз. В глазах ее Уолтер по-прежнему отражался во всем своем ничтожестве.

- Угодно ли вашему гостю выпить чаю или кофе?

- И правда, Уолтер? - подхватил Леонард. - Или вам чего-нибудь покрепче? У нас отличный винный погреб. Там такая плесень растет, просто загляденье. А еще там есть вино, - добавил он снисходительно, - Фрау Бомме, какое у нас есть вино?

- И токайские, и балатонские, и шопронские вина, и "Бычья кровь." Думаю, если хорошо поискать, найдется виски или что там в Англии любят пить, -п оследнее слово она произнесла тем тоном, который обычно зарезервирован для "лакать."

- Благодарю, но не сейчас, - пробормотал гость.

- А вам, герр Леонард? - поколебавшись, предложила экономка. - Принести... чего-нибудь?

- Я так и подавно ничего не буду. За мной, Уолтер! Простейшие нас заждались!

Молодые люди поднялись по лестнице, покрытой ковром с таким ворсом, что в нем вязли ноги, и почти полмили шли по коридору, лавируя между кадками с пальмами и фикусами.

- Скажите, Леонард... - начал Уолтер.

- Может, перейдем на "ты"? Мы ведь дружим уже 4 дня. Так долго со мной еще никто не дружил!

- Хорошо. Скажи, герр Штайнберг жестоко с тобой обращается? - спросил англичанин, жалея нового друга. Бедняга, сколько на него свалилось - и сестра исчезла (или похуже), и невеста-вампирша требует крови, и папаша, судя по всему, угощает его тумаками.

- Мой отец бывает вспыльчивым, но главное не подворачиваться ему под горячую руку. Вернее, под холодную, - и Леонард улыбнулся лишь одному ему понятной шутке.

- И долго ты намерен сносить побои? Ты же взрослый человек! Тебе нужно уехать и самому строить свою жизнь! - сказал Уолтер, чуть не добавив "как я."

- Не могу. Я его наследник и должен продолжать наше дело. Если бы ты только знал, Уолтер, сколь благородны начинания моего отца! - произнес юноша с благоговением, словно колбасный цех Штайнберга был вершиной гуманизма.

Уолтер посмотрел в сторону, силясь скрыть свое разочарование. Оказывается, Леонард не так уж простенек. Готов терпеть любые унижения, лишь бы в будущем заграбастать папашин капиталец. Ну и ну! Вот так семейка, один другому под стать! Неудивительно, что Штайнберги сотрудничают с вампирами.

Наконец они дошагали до кабинета молодого ученого. У двери Леонард улыбнулся, словно взрослый который вот-вот пустит ребенка к рождественской елке, а затем картинно ее распахнул.

Как только Уолтер вступил в комнату, на нос ему капнуло что-то липкое и теплое. Когда он поднял очи горе, то увидел на закопченном потолке зеленое желеобразное пятно. Так по описаниям выглядела эктоплазма.

- Это ничего, - засуетился Леонард, проталкивая его дальше. - Просто неудачный эксперимент. Слишком долго нагревал жидкость, вот она и... Но потолок уже чище процентов на 80!

Пресловутые 80% эксперимента лежали на полу, и гостю пришлось встать на цыпочки, чтобы ни во что не вляпаться. Интуиция подсказывала, что эта штука питается ботинками.

По стенам кабинета протянулись книжные стеллажи с фолиантами в скучных обложках. Возле окна висел портрет Луи Пастера в массивной раме. Уолтер удивился, не заметив у портрета лампадки - в конце концов, Леонард просто молился на великого микробиолога. По всему помещению были расставлены столы со спиртовками, колбами и пробирками. В некоторых сосудах что-то бурлило, и пар из них валил, прямо скажем, смрадный. Затем гостя привлекли плоские стеклянные чашечки - как объяснил Леонард, это новейшая разработка некоего Петри. Их производство еще не было налажено, но Леонард списался с ученым и тот прислал ему несколько образцов на пробу. Любопытство перебороло отвращение, и Уолтер рассмотрел их поближе. Чашки были заполнены или прозрачной, или мутной слизью. Вопреки его ожиданиям, в ней ничего не ползало и не копошилось. Но наверняка оно там шебуршится на микроскопическом уровне. От этой мысли стало еще гаже.

Заглядевшись, Уолтер перестал обращать внимание на коварное желе, которое не преминуло подставить ему подножку. Нога скользнула по ковру и, чтобы удержать равновесия, Уолтер схватился за край стола. От удара чашечки подпрыгнули и зазвенели.

- Осторожнее! - не оборачиваясь, крикнул Леонард. Сейчас он колдовал над микроскопом, бормоча под нос латинские названия бактерий. Для непосвященных ушей они звучали как заклинания.

- Постараюсь.

Перевязанная ладонь начала саднить, а через серую от грязи ткань проступило темное пятно, которое все разрасталось. Надо же было так неудачно стукнуться! Чтобы не застонать, Уолтер закусил нижнюю губу. Тут в его голову постучалась хорошая идея, одна из многих за сегодняшний день. Наверняка в кабинете у Леонарда столько спирту, что хватит на гусарский полк. Будет чем продезинфицировать порез. Больно, конечно, но все лучше чем гангрена.

- Леонард, не одолжишь мне немного спирта? - позвал юноша, снимая платок.

- Просто так будешь или с закуской?

- Да ну тебя! Мне нужно рану обработать.

Когда Леонард обернулся, Уолтер показал ему ладонь, где свежая кровь струилась по запекшейся. Эта была неплохая имитация сцены, произошедшей почти две тысячи лет назад, с той лишь разницей, что апостол Фома тогда не издал булькающий звук и не рухнул на колени, зажимая руками рот.

- Эээ... Леонард, с тобой все в порядке?

- Нет, - слабо простонал тот.

- Что-то случилось?

- Меня тошнит.

- От меня, что ли? - сразу обиделся Уолтер.

- Не совсем. От вида твоей крови.

- Кровь как кровь. Не хуже чем у других.

Леонард поднял на него измученные глаза с красными прожилками.

- Ты только не об-бижайся, ладно? Просто у меня гемофобия. Еще с детства. Не м-могу смотреть на человеческую кровь, - его тело снова сотряс спазм. - Она такая отвратительная! Там столько всего водится!

- Ну хорошо, просто скажи где спирт.

- Слева от микроскопа целый бутыль. В верхнем ящике стола найдешь вату и бинты. Поторопись, пожалуйста!

- Я мигом!

Найдя все все необходимое, Уолтер торопливо произвел перевязку. Леонард все еще сидел на полу, прикрывая лицо руками. Когда Уолтер подошел к нему, он отодвинул указательный палец и воззрился на друга одним глазом.

- Все?

- Все.

- Уффф.

Леонард шумно выдохнул и поднялся на еще дрожащие ноги.

- Это уже в прошлом, - успокоил он себя. - Так, чем бы мне тебя занять? Вот, гляди!

Уолтер послушно склонился над микроскопом и увидел нечто зеленое, текучее, по форме напоминающее тапок с бахромой. Существо ползало по стеклу, при этом шевеля ресничками с видом заправской кокетки.

- Эта инфузория - мой свадебный подарок Гизеле. Еще неизвестный науке вид! Я назову ее Paramecium giselia. Мне кажется, эта инфузория на нее очень похожа!

- Чем?

- Ну, - задумался Леонард - Для начала, у нее тоже есть ресницы.

Уолтер тихо простонал. Даже если Гизела и была безжалостной убийцей, она все таки не заслужила, чтобы грядущие поколения сравнивали ее с ожившей водорослью.

Леонард ловким движением сменил стеклышко с образцом.

- А теперь посмотри сюда! - произнес он тоном шеф-повара, который представляет гурману блюдо из трюфелей. - Вот такой вольвокс я выловил в нашей запруде. Хорош, чертяка! И представь - тоже неизвестный вид! Давай классифицировать его вместе?

"Еще одно нестандартных размеров животное - и меня точно вывернет," подумал Уолтер.

- Может, чуть попозже посмотрим? Если честно, я пришел не за этим.

- Правда? - удивился Леонард. - А зачем тогда?

- Я должен кое-что у тебя спросить.

- Всегда к твоим услугам.

Сейчас главное его не напугать, поэтому мистер Стивенс решил пока что не сообщать о самых страшных своих подозрениях. Он постарался как можно мягче сформулировать вопрос .

- Леонард, ты не знаешь куда пропала твоя сестра?

Судя по реакции юного Штайнберга, формулировка все же оказалась недостаточно мягкой.
  
  
   ГЛАВА 11

Леонард Штайнберг держал микроскоп наперевес, но руки его ходили ходуном.

- Кто ты, Уолтер, и кто тебя послал?! - с третьей попытки сумел выговорить он.

Дружелюбно улыбаясь, Уолтер отнял у него микроскоп и вернул прибор на стол, заметив при этом, что у Леонарда от страха даже руки похолодели.

- Да не волнуйся ты так! Расследовать пропажу Берты меня попросила Гизела, вот я и расследую по мере возможностей. А сам я никто иной как Уолтер Стивенс, из Англии. Хотя должен признаться, что сюда я приехал не фольклор собирать. Чего за ним далеко ходить? На любой валлийской ферме тебе расскажут сотни историй про домового Буку. Здесь же я надеюсь отыскать вампиров.

- Ах, вот оно что, - тихо промолвил Леонард. - Зачем? Чтобы истребить их, да?

- Нет, просто материал для книги собираю. Хотя все зависит от их поведения, - сказал Уолтер многозначительно. - И я не сомневаюсь, что вурдалаки водятся в этих краях! Давеча я побеседовал с вашим священником и он подтвердил мои гипотезы!

- Представляю, в каких выражениях он все описал.

- Да, отец Штефан вампиров не жалует.

- И не он один, - отозвался юный Штайнберг. - Но скажи, ты взаправду продел такой путь только ради вампиров? Я еще понимаю, если бы тебя интересовали наши аборигенные бактерии, но вампиры? Чем тебе английские-то не милы?

- Разве в Англии они тоже есть?! - спросил Уолтер с интонацией человека, обнаружившего что все это время у него в городе, под грядкой укропа, находился древний клад.

- Вампиры повсюду, Уолтер.

- Но почему я никогда их не видел?

- Нууу, - задумался Леонард. - Разве ты ведешь ночной образ жизни?

- Нет. Дома я привык ложиться рано, а когда служил у стряпчего, приходилось экономить на свечах.

Леонард вспыхнул, и краснота тут же плавно перетекла на щеки Уолтера. Он подумал - и не без сожаления - про абсент, канкан и дома с дурной репутацией.

- А, ты в таком смысле. Нет, на улицу по ночам не выходил. Вдруг еще нападут, ограбят, убьют...

Юный Штайнберг красноречиво кивнул.

- Вампиры предпочитают большие города, - добавил он.

- Как Лондон?

- Да. В таких городах есть Мастер - верховный вампир, который управляет остальными.

- Представляю, как они бьются за это звание! А Мастером становится тот, кто победил предыдущего?

- Нет, Мастером зачастую становится тот, кто медленнее всех бегает. За вампирами присматривать - все равно что кошек пасти. Удовольствия абсолютный ноль, а н-нервотрепки уйма... Хотя случаются исключения, - юноша помрачнел. - Иногда в Мастера выбиваются жадные до власти св-сволочи. Они даже хуже чем... чем стафилококки! Ведь бактерии просто убивают, а не играют с тобой в игры! А эти будут годами нарезать вокруг жертвы круги, упиваясь ее страхом. Ну ничего, и т-тогда найдется кому их остановить!

- Ты это о чем?

- Да так. Мысли вслух.

- А в ваших краях есть Мастер? Дай угадаю - это граф?

- Нет, это графиня. Но ее называют просто Эржбета. Кстати, она тоже приезжает на Бал. Вот только ты ее не увидишь, потому что сегодня же покинешь Замок - так ведь, Уолтер?

Тот пробормотал нечто невразумительное. Уедет он, как же. Теперь, когда вампиры так близко, что их можно потрогать пальцем (или осиновым колом, в зависимости от обстоятельств). Вряд ли он отыщет их в родных пенатах. Английские кровососы, должно быть, необщительные. А во всем виноват никудышный климат. Уолтер вспомнил туманы, белые и густые как бланманже. Попробуй поохоться в таких погодных условиях! Наверняка можно перепутать человека с парковой скульптурой и все клыки обломать. А еще бывают настолько промозглые ночи, что если вампирам приходится выбирать между свежей кровью и уютным, хорошо протопленным камином, они склоняются в пользу последнего.

- Откуда ты столько знаешь про вампиров?

- Шутишь? - Леонард закатил глаза. - Сам же говорил, будто отец Штефан все тебе рассказал.

- Ну да.

На мгновение Леонард задумался, чувствуя, что балансирует на стуле с отломленной ножкой, пытаясь при это жонглировать. В расспросах он не силен.

- Значит, тебе подослала Гизела. О чем вы с ней беседовали?

- Обо всем.

- А поточнее?

- О том, что они с твоей сестрой, мягко говоря, не ладили. Что она очень расстроена побегом Берты. Что из-за этого необдуманного поступка может сорваться Бал.

- Больше она ничего про Бал не говорила?

- Кроме того, что там будут вампиры. Ты ведь тоже веришь в вампиров, правда? - на всякий случай еще раз уточнил Уолтер. А то вдруг с ним приключилась слуховая галлюцинация с хорошим воображением.

Леонард снял очки, протер их свежим платком, и снова водрузил на нос.

- Мне ли отрицать их существование? - вздохнул он.

- В таком случае, неужели будущий союз с Гизелой тебя не пугает?

- Еще как пугает! В прошлом году... ну, когда все произошло... я умолял ее расторгнуть помолвку, предлагал любые отступные, а она ни в какую.

Уолтер понимающе кивнул. Если мужчина расторгал помолвку первым, то любой сколько-нибудь порядочный человек просто обязан линчевать ренегата на месте. Расторжение помолвки - это прерогатива невесты.

- Не бойся, Леонард. Если понадобится, я встану на твою защиту.

- Спасибо. Только я бы предпочел, чтобы ты уехал отсюда. Прямо сейчас. Можешь взять любую лошадь на конюшне, а я покрою твои дорожные расходы. Давай, а?

- Ну нет, я и с места не сдвинусь!

- Что же ты намерен делать дальше?

- Для начала, я хочу узнать, что произошло с твоей сестрой.

- Ты и правда веришь, что сумеешь ее найти? У моего отца гораздо больше средств, но и он потерпел неудачу.

- Если не найду, то хоть попытаюсь.

- И то верно. Главное ведь намерения, - в его голосе Уолтер уловил нотки горечи. - Чем я могу помочь?

- У тебя есть портрет Берты? Я ведь даже не представляю, как она выглядит!

- Портрет?

- Ну или фотография, желательно посвежее.

- Есть одна, только она в ее будуаре.

- Ну за чем же дело стало! Как раз ее будуар мне и нужен. Может, там я отыщу какие-нибудь улики.

Поколебавшись, Леонард все же согласился его проводить. Перед уходом он лично попрощался с каждой водорослью и пожелал всем приятного фотосинтеза.

Будуар фроляйн Штайнберг размерами не уступал крикетному полю. Пол был устлан персидским ковром, по которому, выжигая вам сетчатку, разбегались ярчайшие геометрические узоры. На стенах висели картины, изображавшие обнаженных нимф и прочие куртуазности. Высокие окна были обрамлены темно-красными шторами с золотой бахромой, которые спускались вниз тяжелыми складками, словно еще не остывшая лава. На подоконнике стояла клетка с канарейкой. Птичка, дремавшая на жердочке, вдруг вспорхнула и ожившим солнечным зайчиком заметалась по клетке.

Над камином не оказалось традиционного круглого зеркала, но отсутствие зеркал уже превратилось в закономерность. Уолтер успел от них отвыкнуть. Увидав зеркало, он завопил бы от удивления, словно туземец при виде товаров из Старого Света.

- Держу пари, в этой комнате не убирали с момента исчезновения Берты! - потер руки мистер Стивенс. Он уже представлял, как обнаружит под ковром пятно причудливых очертаний, а за диванными подушками - удавку либо погнутый подсвечник.

- Ну что ты, это же негигиенично! - осадил его Леонард. - Я немедленно распорядился, чтобы все поверхности протерли карболовой кислотой, а шторы прополоскали в керосине.

Уже без прежнего энтузиазма, сыщик прошелся по комнате. Следов борьбы заметно не было. Штофные обои оказались чистыми до безобразия, без кровавых брызг или подозрительных царапин. У книжного шкафа Уолтер задержался и наобум вытащил один томик. Им оказалась зачитанная до дыр "Эмма" его соотечественницы Джейн Остин. Вопреки всем ожиданиям, книжный шкаф так не отодвинулся в сторону, открывая потайную нишу.

Тем временем Леонард снял с каминной полки фотографию в простой рамке.

- Вообще-то, отец никогда не приглашал к нам фотографа. Говорил, что если мы будем день-деньской таращиться на свои изображения, то совсем избалуемся, - невесело усмехнулся он. - Но однажды мы поехали на ярмарку. Пустая трата времени, если хочешь знать мое мнение! Помню, как у меня началась истерика, когда отец попытался затащить меня на карусель. Тамошние дети прикасались к лошадкам такими руками! Да столько микробов даже Пастер за всю свою жизнь не видел! Я ныл и просился домой, но отцу там понравилось, он размяк, и Берта уломала его пойти в студию. Ей он ни в чем не отказывал.

Фотограф запечатлел детей на фоне задника с кипарисами и обломками античных колонн. Слева стоял мальчик в матросском костюмчике. По огромным очкам, а так же по выражению легкой паники на лице, Уолтер опознал в нем Леонарда. За руку его держала девочка в платье с таким обилием бантиков, словно портниха шла на мировой рекорд. Уолтер крякнул от досады, потому что девочка надвинула на глаза высокую, как свадебный торт, шляпку, так что виден был лишь упрямо сжатый рот. Опознать пропавшую по такой фотографии не представлялось возможным. Продолжая теребить карточку, англичанин почувствовал, как в нем закипает раздражение - и на Берту, которая усмехалась над ним из прошлого, и на сам снимок, такой уродливый! С композицией явно что-то не так. Да и формат карточки нестандартный. Присмотревшись, он заметил что другая рука Леонарда терялась за кадром. Кто-то обкромсал ножницами левый край фотографии.

- С вами стоял кто-то еще? Твой отец?

- Нет, - смутился Леонард. - Там была Гизела. Она тоже поехала с нами на ярмарку, в первый и последний раз.

- И Берта ее отрезала?

- У нее с Гизелой были... сложные отношения, - деликатно заметил юноша.

Уолтер присвистнул. Теперь понятно, почему виконтесса так разгорячилась, вспоминая фроляйн Штайнберг. И главное - у Гизелы явно есть мотив для убийства! Если, конечно, священник был прав насчет Берты.

- Давай восстановим события. Ты знаешь, что делала твоя сестра перед исчезновением?

-Ну... мы все, как водится, проснулись, потом позавтракали колбасой-кровянкой. Отец отправился в цех, я - к себе в кабинет. Как сейчас помню, я тогда наблюдал за интересной культурой инфузорий. Пришло время изучать их морфологические особенности...

- А Берта? - оборвал Уолтер.

- Что Берта? Ах да! Сестра поднялась в будуар, зажгла камин и долго возле него просидела.

- Зачем ей было зажигать камин?

- Эмм... чтобы погреться?

- Летом?

- Ничего от тебя не скроешь, - сдался Леонард. - Она жгла свой дневник. Страницу за страницей, с самого начала. Берта завела его, как только мы переехали сюда из Гамбурга.

- А ты когда-нибудь..?

- Ну знаешь ли! Читать чужие дневники - это же подлость! Кроме того, она каждый день посыпала его пылью. А в пыли водятся клещи. Я их очень боюсь.

- Неужели ее дневник так и канул в Лету?

- Не совсем. В дверь к ней постучалась наша горничная, а когда вошла, комната оказалась пуста.

- Значит, Берта сбежала через окно или...?

- Если бы я знал! В любом случае, Берты там уже не было. Остатки дневника тлели в камине, и лишь последняя страница обгорела не полностью. Я решил не ставить отца в известность. Уверен, сестре бы это не понравилось.

Бережно, будто уцелевший манускрипт из Александрийской библиотеки, он извлек из кармана даже не страницу, а клочок бумаги с хрупкими краями. Можно было разобрать всего лишь несколько строк.

"...невыносимо... Я не должна более приближаться к Г., иначе случится беда... и раньше ненавидела, а теперь... так страшно... ничего, кроме ужаса, кроме отвращения... уехать... W (дальше неразборчиво)"

- Берта собиралась куда-то ехать? Куда?

- Мне кажется, что W означает Westen, запад. По крайней мере, так я передал Гизеле. Но теперь я даже в этом не уверен.

Уолтер почувствовал, как на него снисходит откровение. Горячее, с острыми краями, оно так и впилось ему в мозг.

- Постой! Но ведь из дневника явственно следует, что Берта боится Гизелу! И ты все равно ей донес? Чтобы Гизеле было проще выследить твою сестру?

- Зачем бы ей это делать?

- Как зачем? Говорю же, я все знаю про вампиров! Про все их повадки!

- Ну да. А Гизела тут причем?

- Она-то имеет к делу самое прямое отношение.

Леонард часто заморгал.

- Признаться, я не понимаю...

- Это я тебя не понимаю! Неужели ты действительно помогаешь упырям?

- Эммм... интересная формулировка. Помогаю, куда ж мне теперь деваться. Но не всем!

- Ага, значит я был прав! Ты их пособник! Быть может, твоя сестра действительно мертва?

- А если и так, что с того? - вдруг завелся юноша. - Поверь, от этого она не стала хуже!

- Да в какие игры ты со мной играешь, Леонард?! - прокричал Уолтер, и где-то в отдалении эхо подхватило его слова. Юный Штайнберг затрясся всем телом.

- Ох, Уолтер...

- ЛЕОНАРД!

- Это отец! Он идет сюда!

- Ну и пусть! - в запальчивости проговорил Уолтер.- К нему у меня тоже вопросы найдутся!

- Бе-бе-беги! Если он тебя здесь застукает...

В англичанине взыграл великодержавный гонор.

- Что тогда? Я иностранный поданный. На меня он руку поднять не посмеет.

- ЛЕОНАРД!!!

- Он тебя убьет. Причем руки ему для этого не понадобятся. Умоляю, Уолтер! Мой отец очень добрый. Пожалуйста, не вынуждай его на поступок, о котором он потом всегда будет сожалеть! - Леонард что-то достал из другого кармана и быстро сунул в руку Уолтера. - Вот, это тебя заинтересует. Скорее сюда, на балкон. И дыши потише!

Как только за Уолтером захлопнулась балконная дверь, в комнату ворвался разъяренный Штайнберг.

- Щенок! Я же запретил..! Как ты смел сюда пробраться!

- Я тоскую, - ответил Леонард просто.

- По самовлюбленной дурехе, которая удрала прямо перед Балом?

- Да, по ней.

Фабрикант замер и опустил занесенную руку. Затем бросил взгляд на каминную полку, куда Леонард уже успел поставить фотографию.

- Я тоже. Знай я, как дело обернется, все стены увешал бы ее портретами. Я ведь понемногу начинаю забывать, как она выглядела. Вот маленькой хорошо ее помню, а теперешней - уже нет. Что если она никогда не вернется домой?

- Ты действительно веришь, что Берта сбежала? Может, он ее похитил? Держит взаперти?

- Зачем бы ему так поступать?

- Ты его лучше знаешь, отец. Зачем бы ему так поступать?

- Ох, Леонард. Вот ведь в какой переплет мы попали. Уже не верится, что выпутаемся.

- Ничего, до Бала еще несколько ночей. Что-нибудь да пр-придумаем.

- Как же, придумает он! - снова взорвался Штайнберг. - Экий мыслитель нашелся! В который раз повторяю - уезжай, покуда еще можешь. Ты ни в чем не замешан. Проклятие на тебя не распространяется!

- Именно поэтому я и с места не сдвинусь. Раз уж надо мной не властен этот мерз...

- Молчать!

- ... авец, - закончил Леонард, смакуя каждый слог. Последовавшая затрещина так и не сбила его довольной улыбки. - Должен же хоть кто-то вмешаться, если твой господин позволит себе лишнего. Если он слишком туго затянет твой поводок.

- Тебе ли, дураку, с ним тягаться?

- Что еще мне остается делать? Целый год я живу в страху. Я уже устал.

- Что, так скоро? Кишка тонка? А вообрази, каково бояться на протяжении двадцати лет! Зная, что в любой день - вернее, в любую ночь - он может явиться за моей дочерью. Каждое утро вздыхать облегченно, видя что и на этот раз ее колыбель не пуста! Представлять, как он ее уводит - пойдет ли она добровольно или будет вырываться, а если так, что он с ней сделает тогда? Это ты себе можешь вообразить?!

- Нет, не могу. И не собираюсь. М-мы еще посмотрим, кто кого.

- Значит, остаешься?

- Остаюсь.

- Ну и болван! Так пропадайте же оба, я пальцем о палец более не ударю! И за что только небеса покарали меня такими дерзостными, неблагодарными детьми?

Оба надолго замолчали.

- Это не риторический вопрос, отец, - в конце концов произнес Леонард. - И на твоем месте я бы не стал его задавать.

Уолтер осторожно отодвинулся от окна, за котором отец и сын еще продолжали беседу, и рассмотрел новый артефакт. Им оказался сложенный вчетверо листок бумаги, розоватой и с виньетками, как видно, из дамской записной книжки. Записка вещала:

"Дорогие отец и Леонард,

Не вздумайте меня искать! В единстве наша погибель, только по отдельности мы устоим. Я сделала свой выбор, да и вы бегите отсюда. И если есть у вас хоть крупица благоразумия, держитесь подальше от графа и Гизелы.

Б.

PS Особенно от Гизелы.

PPS Если решите остаться, не забывайте кормить мою канарейку."

Теперь у Уолтера уже не оставалось никаких сомнений.
  
  
   ГЛАВА 12

"У меня был друг, но он оказался предателем. У меня была возлюбленная, но принцесса в башне обернулась чудовищем, настоящей ламией (прим. - уточнить термин "ламия" в мифологическом словаре.) Тем не менее, у меня есть долг перед Гизелой - долг христианина, мужчины, и любящего человека. Я должен спасти ее душу из узилища немертвой плоти. Я должен ее упокоить. А если хватит сил, то и графа, который сделал ее такой.

Выбравшись из дома безумного Штайнберга, я последовал совету Леонарда и взял на конюшне лошадь. Привратнику я сказал, что мне поручено скакать в Замок, и он без возражений отворил предо мною ворота. По дороге даже волки держались в отдалении, чуя мой гнев, мою решимость. Теперь я готов на самый отчаянный поступок. Я пишу эти строки при лунном свете на ступенях Замка. Еще мгновение - и я открою дверь и отправлюсь на последнее свидание к моей любимой (прим. - если останусь жив, нужно вставить сюда какую-нибудь цитату - может, из Теннисона?) Я иду, Гизела! Смерть меня более не страшит!"

Здесь записи Уолтера Стивенса обрываются.

К величайшей досаде Уолтера, дверь была заперта. Разве что вскарабкаться по каменной кладке до ближайшего окна? Но велик шанс, что тогда обрушится вся стена. Это, во-первых, очень раздосадует вампиров, а во-вторых - разрушать чужие культурные ценности все же варварство. Уолтер решил постучаться. Хотя он едва прикоснулся к дверному молотку в форме дракона, с аппетитом кусающего себя за хвост, эхо многократно усилило стук и разнесло его во все уголки Замка.

Дверь открыла горничная. В кармане ее фартука что-то настойчиво шевелилось. Эвике погладила карман, убаюкивая его содержимое, и строго посмотрела на Уолтера.

- Где вас так долго носило, сударь? А почему плащ не при вас? А корзина? Только не говорите, что потеряли

- Сейчас не до таких мелочей, - отмахнулся он

- Это не мелочь! Между прочим, я все пальцы исколола, пока ее сплела...

- Девушка! - прикрикнул на нее Уолтер. - У тебя есть факел?

- Нет. У меня теперь и свечей нет, по вашей милости. Зато есть лучина. Сгодится?

Уолтер представил, как он заявляется к вампирессе с лучиной в руках, и тут же отмел этот вариант. Масштаб не тот.

- Вряд ли.

- А что с вами приключилось? Где вы так исцарапались, да и костюм порвали?

- Я был у Леонарда Штайнберга.

Служба у вампиров закалила нервы Эвике, но теперь лицо ее посерело.

- Господи. Неужто его микробы с вами такое сделали?!

Не тратя времени на объяснения, Уолтер оттеснил девушку в сторону.

- Куда же вы?

- Я иду к твоей госпоже.

- Дайте я вам хоть брюки зашью! Нельзя же идти к даме в таком деза.. беза... де-без-белья, в общем!

Идея звучала заманчиво, но юноша отказался. Нельзя терять ни секунды. Сначала он забежал к себе в спальню, а оттуда уже отправился на роковую встречу.

Уолтер был преисполнен решимости. К сожалению или к счастью, но она завладела всем его сознанием, не оставляя таким вещам, как рассудительность и здравый смысл, ни малейшего шанса.

Сжимая в одной руке весомые доказательства - то есть то, что когда-то было дневником Берты, а в другой - спасительный набор бесстрашного убийцы вампиров, любовно собранный и укомплектованный еще в Англии, он толкнул дверь (что составляет некоторые трудности при обеих занятых руках) и шагнул в комнату Гизелы.

Она сидела на потертом диванчике и внимательно читала книгу, делая заметки на полях (восклицательный знак, большой восклицательный знак, Очень Большой восклицательный знак). Заметив пришельца, виконтесса оторвалась от увлекательного чтения.

- А, Уолтер. Свечи принесли?

- Н-нет.

Девушка удивленно на него посмотрела.

- Что-то случилось?

"Нет, мисс Гизела, ничего не случилось, я так, комнатой ошибся", - захотел сказать он и быстро-быстро закрыть за собой дверь. Но он не мог, ради Гизелы он должен был сделать это...

- Да, случилось, - торжественно-мрачным тоном произнес Уолтер, и девушка заинтересованно отложила книгу.

- Гизела, я знаю правду!

Девушка мгновенно побледнела, хотя казалось бы, сделать это было просто невозможно.

- Какую правду? Что ты имеешь в виду?

- Тебе больше не удастся обманывать меня, - провозгласил англичанин, обращаясь к ней на "ты," потому что с демонами вообще-то не миндальничают. Но приличия не сдавали позиции так просто. - Я долго сомневался, но теперь получил неопровержимые доказательства... Мисс Гизела, я знаю все про вас. И про несчастную Берту Штайнберг.

- Что?! - воскликнула она, резко вскочив с дивана и подбежав к Уолтеру почти вплотную. - Что ты знаешь? Где Берта? Ты знаешь, где она и как ее вернуть?

- Вы не вернете ее, мисс Гизела. Храбрая девушка погибла. Но тем самым она вырвалась из этого ужасного места, и вы больше не распространяете на нее свою власть. Но я могу помочь вам.

- Это как же? - Гизела вскинула тонкие брови и хитро посмотрела на юношу.

- Я отрублю вам голову, набью рот чесноком и вобью кол в сердце, - твердо произнес Уолтер, протягивая крест перед собой на случай, если Гизеле эта идея не понравится.

Гизеле эта идея не понравилась. Она очень внимательно посмотрела на него и очень тихо спросила:

- Что?


- Ради освобождения вашей души я готов пойти на такой шаг, хоть, поверьте, мне будет тяжело. Но я готов освободить вас, избавить от того существования, которое вы вынуждены влачить, погубив сначала себя, а теперь и других людей - как и эту ни в чем не повинную девушку.

- Да что ты...

- Подождите, мисс Гизела, - у Уолтера была приготовлена речь на три страницы, и он только начал. - Пусть вы и стали тем, кем являетесь сейчас, но ваша бесценная душа достойна спасения. Позвольте же мне сделать то, что я должен, и избавить вас и других от страданий!

- Не позволю, - она сложила руки на груди.

- Почему?

- Я не люблю, когда мне отрезают голову. Чеснок, впрочем, я тоже не очень люблю.

- Совершенно явный признак!

- Признак чего?

- Того, что вы вампир, мисс Гизела! Пришло время раскрыть карты. Я давно знал, кто вы, но наконец нашел документальное тому подтверждение. Вам больше меня не обмануть! Вы не сможете силой держать меня в замке теперь, когда я знаю правду! Поверьте, мисс Гизела, вы очень мне нравитесь. Только ради вас я и остаюсь здесь, чтобы спасти вашу душу от вечного царства темноты!

- Ага-а-а-а, - медленно произнесла она.

Уолтер внутренне похолодел. Вот сейчас она, поняв, что теперь нет смысла скрываться и играть с ним, просто набросится и выпьет всю кровь.

- Во-первых, никто вас в замке не держит, вы сами сюда пришли. Во-вторых, я правда вам нравлюсь? В-третьих, какие еще документальные подтверждение? Ну и в-четвертых... Извини, Уолтер, но я не вампир.

- Как это?

- Ну, так получилось. Я не специально.

- Я вам не верю! Вы нарочно пытаетесь обмануть меня, затуманить рассудок и, и... Ну хорошо, докажите, что вы не вампир!

...

...

...

- А вот святая вода, - с надеждой произнес Уолтер, доставая маленький флакончик и капая на тыльную сторону ручки Гизелы.

Виконтесса зевнула. Юноша печально вздохнул и поставил в формуляре жирный минус около пункта двадцать пять: "Вампиры боятся святой воды".Тем не менее, он не унывал.

- Хорошо, но это еще не все.

С хитрым видом мистер Стивенс достал из чемодана маленький мешочек, перевязанный ниткой.

- Ну-ка, проверим, мисс Гизела...

На ее глазах он высыпал содержимое мешочка - мелкие зернышки запрыгали по полу, разбегаясь в разные стороны. Англичанин выжидающе посмотрел на предполагаемую вампиршу.

- И?

- У вас не возникает нестерпимого желания их все до последнего пересчитать?

- У меня возникает нестерпимое желание всучить кому-нибудь веник и совок! Но я уже близка к тому, чтобы вас покусать, мистер Штивенс! - раздраженно  проговорила она.

Он неохотно поставил еще один минус и поплелся за веником.

На шестьдесят девятом пункте опросник закончился. Конечно, он еще не пробовал отрубить ей голову, или там вбить кол в сердце, но чувство самосохранение подсказывало, что лучше этого не делать.

- То есть ты не вампир? -с горя перейдя на "ты", переспросил он.

- Нет...

- А господин граф? - произнес Уолтер с новой надеждой. - Ну уж он-то...!

- Папочка? Ой, да не смеши меня, какой из него вампир! Он мухи не обидит. А если обидит, то извинится.

- Эх.

Уолтер расстроено опустился на диван, отбрасывая в сторону тщательно связанную дома косицу чеснока.

Реальность только что преподала ему памятный урок. С глаз Уолтера спала пелена. Ну конечно, всему произошедшему есть рациональное объяснение. Отец Штефан оказался всего-навсего полоумным стариканом, а Леонард всласть поиздевался над доверчивым иностранцем. Сам граф фон Лютценземмерн уже не выглядел порождением ночи, а лишь обедневшим, но все еще гостеприимным аристократом. Гробы он изготовляет не с преступным умыслом, а на заказ, чтобы хоть как-то поправить финансовое положение. И конечно же на бал прибудут упыри не в буквальном, а в переносном смысле. Наверняка они любят сосать из окружающих кровь, но сосать ее как-нибудь фигурально! Только сейчас ему открылся смысл родительских поучений - нужно было сидеть в конторе и не рыпаться. Нужно было дождаться ту белокурую девицу с молитвенником, хотя от одной мысли о ней Уолтера передергивало. Но все лучше, чем выставить себя идиотом перед надменной аристократкой, которая наверняка едва сдерживается, чтобы не расхохотаться. Вот куда заводят фантазии!

Он помахал на прощанье ускользающей мечте. Даже при разрушении воздушных замков можно пребольно удариться.

- Неужели все это правда, и вампиров не существует?.. Что ж, теперь мне ничего не остается, как признать все легенды о неумерших местным фольклором и вернуться в Англию. А я так надеялся!..

- Ну не расстраивайся, - Гизела присела рядом и протянула ему свой платок с монограммой. - Да, мы не вампиры, но это же не значит, что их не существует! Да взять хотя бы Штайнбергов...

- На что мне теперь Штайнберги?

- Кхм.

- Что?

- Уж кому и знать про неумерших, так это им! Разве Леонард ничего не сказал тебе? Наверняка со своими инфузориями-туфельками опять забыл! Уолтер, проснись, Штайнберги же - вампиры!

- Что?!

- Ну зачем ты так нервничаешь? Подумаешь, вампиры... Да об этом вся деревня знает!

- И что, никто не попытался их уничтожить?

- А зачем? Они здесь уже восемь лет живут. Вампирами-то они совсем недавно стали, что ж теперь, брать вилы и штурмовать их особняк? Кроме того, Штайнберг пол-деревни обеспечивает работой.

Уолтер схватился за голову.

- Я не мог себе этого даже представить! Но как Леонард стал вампиром, у него же гемофобия?

- Не повезло, - согласилась Гизела.

- И все таки?

- Он питается кровяной колбасой. Если кровь прошла термическую обработку, она вроде бы не так опасна. Ты пробовал их колбасу? Редкостная гадость. Только упырь ее и может в рот взять.

- Но ведь Леонард... и ты... И он же вампир!

- Ну да. А я его невеста, - она пожала плечами.

-  Неужели тебе тоже придется стать вампиром? Гизела, я не могу этого допустить! Я спасу тебя от этих чудовищ и увезу в Англию, ну же, решайся!

- Англия - это, конечно, заманчиво, - улыбнулась девушка, - но я не могу оставить папу одного. К тому же, кто тебе сказал, что меня сделают вампиром? Насколько я знаю, отец Леонарда никогда бы такого не допустил. Он говорит, что лучше уж мы останемся смертными, и тогда после нашей с папой кончины Замок отойдет к ним. Всего-то лет сорок - пятьдесят подождать, для них это сущие мелочи.

- Ну, если так, - протянул Уолтер, который и в кошмарном сне не мог вообразить, чтобы кто-то добровольно согласился выйти замуж за вампира. Впрочем, чтобы кто-то согласился выйти замуж за Леонарда, он тоже представить не мог.

- Но это все мелочи! Ты помнишь, что я говорила тебе про Берту?

- А, та несчастная девушка, что сбежала отсюда? Она тоже имеет какое-то отношение к... Подожди, она же сестра Леонарда! - вдруг вспомнил он. - Но она же не...

- Она тоже вампир. Вот уж год как, - проговорила Гизела печально. - Бедняжка, все никак не смирится и не примет себя такой, какая есть. Как будто бы кто-то ее осуждает за то, что она стала вампиром! И вот теперь она исчезла - прямо перед свадьбой, представляешь?

- Разве ты хотела, чтобы она стала подружкой невесты? - не понял Уолтер.

- Это была бы ее свадьба! - воскликнула Гизела. - То есть, я имею в виду - двойная свадьба. Я выхожу за Леонарда, а она... как же его зовут-то... Какой-то французский аристократ, не помню фамилии. По этому поводу мы и даем бал. А теперь представь, что будет, если гости не обнаружат невесты?

- Они расстроятся, - покачал головой юноша. - Помню, я ездил на свадьбу кузена в Девоншир, а свадьбы-то и не было - невеста сбежала с каким-то заезжим офицером, и след их затерялся в Гретна Грин. А сколько денег было потрачено на дорогу и подарок...

- О, они расстроятся! Они так расстроятся, что разнесут замок по камешку,  выпьют всю нашу кровь и примутся за деревню. Наши гости - вампиры, самые древние, самые уважаемые, самые кровожадные и жестокие. Практически цвет вампирского общества! И если мы не найдем невесту к свадьбе, они очень, очень... расстроятся.

Англичанин сглотнул. По сравнению с тем, что устроят разозленные вампиры, даже Дикая Охота покажется прогулкой на пони.

Гизела сжала кулаки и решительно сдвинула брови. Такой Уолтер испугался ее даже сейчас, зная, что она не вампир.

- Теперь ты понимаешь, в какой мы ситуации? - тихо произнесла она.

- Да. И я надеюсь то, что я нашел в доме Штайнбергов, может помочь нам в поисках. Это остатки дневника Берты.

- Остатки?

- Она сожгла его перед своим побегом. Но что-то здесь еще можно прочитать. Здесь есть и про тебя, - он протянул ей листочек, которые девушка взяла аккуратно, боясь, что поврежденный огнем, он может рассыпаться в прах прямо у нее в руках.

- Что-то важное? - не выдержав, спросил Уолтер, видя, что девушка уже десять минут читает те несколько строчек, что удалось сохранить. И еще ему показалось, что в уголках ее глаз блеснули слезы.

- Какая же она все-таки глупая! - воскликнула Гизела, откладывая листочки. - Неужели и правда думала, что мне есть разница - вампир она или нет? Неужели не понимала, что без нее мы пропадем?..

- Да, это все очень печально, - кивнул Уотлер, - но ты нашла там какую-нибудь важную информацию?

- Здесь написано, что она хочет поехать в W... Wie... Тут не видно, но я думаю, она имела в виду Вену. Вена! - она посмотрела на Уолтера испуганными глазами. - Это же никак не меньше двух дней пути отсюда, и то только в один конец! А ведь ее еще нужно там отыскать! Мы не успеем, бал совсем скоро!

- Что-нибудь придумаем, обещаю, - заверил ее англичанин, понимая, что придумать тут нельзя уже ничего.

В дверь постучали, и они оба вздрогнули, как если бы толпа вампиров уже ломилась в комнату (хотя Уолтер и понимал, что до приезда гостей Замок - самое безопасное место в деревне.)

Не дожидаясь разрешения войти, в двери появился большой деревянный ящик. Если приглядеться, за ним можно было увидеть довольно улыбающуюся Эвике.

- Смотрите, фроляйн, чего я в лесу наловила! Самое то, а?

Двумя пальцами она достала из ящика большого мохнатого паука и помахала им перед носом. Еще один паук высунулся из ее кармана и застенчиво посмотрел на Гизелу своими многочисленными глазами. Очевидно, он ходил у Эвике в любимцах.

- Ну красавцы же! Для антуража ими можно всю бальную залу украсить. Гостям точно понравится! А паутину я весь день по подвалам собирала, будем ею комнаты декорировать. Кстати, Йошка уже заканчивает третий портрет. Пойдемте потом посмотрим, так здорово получается, аж жуть берет!

Заметно было, что Эвике развила бурную деятельность, поэтому Уолтер не знал куда девать глаза, когда наконец выдавил.

- Но я ведь так и не нашел Берту.

- Не огорчайся. Завтра же покажем нашу находку Штайнбергам, а заодно расспросим, как же они сделались вампирами, - решительно ответила Гизела. - Вопрос, конечно, деликатный, но ничего не поделаешь - нам сейчас нужна любая зацепка. Может быть, она остановилась в Вене у каких-то знакомых вампиров. А пока что продолжаем подготовку. Уолтер, Эвике, за мной!
  
  
   ГЛАВА 13

План был таков - прошмыгнуть в палату Кармиллы и все четыре часа слушать ее рассказы. Желательно без света. Но уже в вестибюле сиделка столкнулась с доктором Ратманном.

- Фроляйн, да вы нездоровы! - вместо приветствия сказал он.

- Что вы, герр доктор, я вполне...

- На вас лица нет.

Девушка на всякий случай проверила, а то мало ли что могло приключиться, пока она спала. Лицо оказалось на месте, хотя, судя по ввалившимся щекам, выглядело оно чертовски несимпатично.

- Есть.

- Не спорьте, пожалуйста! Простите мою прямоту, но выглядите вы так, что краше в гроб кладут, - выдал доктор еще одну остроту, от которой фроляйн Лайд поежилась. - Да и вообще, что вы здесь делаете? У вас сегодня выходной.

- Пол-выходного, - уточнила сиделка. Согласно правилам фрау Кальтерзиле, новым медсестрам не полагалось выходных, покуда не наработают стаж. Матрона опасалась, что целая ночь свободы вскружит ее подопечным голову, и они уйдут в загул.

- А мы не будем мелочиться и сделаем его полным, - подмигнул ей Ратманн.

Сиделка поблагодарила его книксеном.

- Тогда я заскочу к пациентке из 14й, буквально на пару минут, и сдам кастелянше форму.

- Вот за что я ценю вас, фроляйн, так это за профессионализм. Я было подумал, что та девчонка вам всю душу вынула своими бреднями.

Нет, подумала фроляйн Лайд. Что касается желающих вынуть ей душу, Кармилле придется встать в конец очереди. И в любом случае она опоздала. Все хорошее уже разобрали.

Доктор молча буравил ее взглядом.

- С вашего позволения? - попросилась сиделка.

- Э нет, никакого позволения я еще не давал. Вы точно доберетесь домой самостоятельно?

- Да.

- Ну смотрите, а то я бы мог...

Но к нему уже бежала другая медсестра, поддерживая рукой сбившийся чепец.

- Герр доктор, там пациентка из третьей палаты проснулась и буянит! - произнесла она таким тоном, словно ей было нанесено личное оскорбление.

- Что, опять? - досадливо поморщился главный врач. - Хорошо, для начала холодный душ, а потом двойную дозу лауданума и на денек в комнату с мягкими стенами. А если и тогда не образумится, применим электричество.

- Да, герр доктор!

- В нашей больнице нет места такому безобразному поведению.

- Да, герр доктор!

Пока они разрабатывали курс лечения, фроляйн Лайд тихой сапой отодвинулась подальше, а потом взлетела по лестнице и уже совсем скоро открывала знакомую дверь. Как обычно, девочка сидела на кровати и пыталась сообразить какую-то сложную прическу при отсутствии шпилек. Они пациенткам не полагались, потому что хитроумные особы могли соорудить из них отмычку, а менее сообразительные - просто воткнуть медсестре в глаз. Да и зачем, если многих все равно стригли налысо? Кармилле еще повезло.

Иногда сиделка задумывалась, каково это - каждый день проводить в одной и той же комнате, метаться из угла в угол или лежать на кровати, разглядывая потолок в поисках интересных трещин или пятен плесени, но тщетно, потому что потолки здесь регулярно белили. Каждое пятно было островом на карте воображения. Каждая трещина - дорогой, уводившей прочь из этих стен.

Со временем, конечно, она разучится сострадать пациенткам. Даже эта ночь еще дальше отодвинет ее от них. Еще одна капля в океан, который отделяет ее от людей. Капля крови.

- Фроляйн Лайд, вы пришли! - обрадовалась Кармилла. - Я как раз вспоминала то время, когда меня полюбил Владыка Всех Вампиров и поделился со мной своей Силой.

- Я ненадолго, - одернула ее сиделка. - Просто хотела удостовериться, что вы благополучны.

У Кармиллы вытянулось лицо.

- Может, все таки задержитесь?

- У меня сегодня выходной.

- А, тогда другое дело! Хорошо вам. Жаль только, что заняться будет нечем. Ночь ведь, - девочка с сомнением покосилась в окно.

"Может, вы чего порекомендуете, с вашим-то вампирским опытом?" чуть было не выпалила фроляйн Лайд, но вовремя спохватилась. Девочка не виновата в том, что у нее такое отвратительное настроение. Прямо скажем, человеконенавистническое.

- Отправлюсь на прогулку.

- Ой, только вы поосторожнее! На улицах в это время опасно.

- Постараюсь, - сдержанно ответила сиделка. На улицах этой ночью и правда будет опасно. А ей уже пора в путь, иначе это самое "опасно" начнется прямо здесь и сейчас.

Девочка посмотрела на нее выжидательно, словно дворовый котенок на молочника. Фроляйн Лайд недоуменно нахмурилась, но тут же все поняла. Ах, проклятье! Теперь она, поди, рассчитывает, что сиделка будет еженощно снабжать ее сластями. Пора умерить аппетиты. Во-первых, никакого жалованья не хватит на такие траты, а во-вторых - это же против устава! Хотя вряд ли фрау Кальтерзиле придерется, если узнает о ее самодеятельности. Происшествие в ванной образумило старушку.

Тем не менее, за кого Кармилла ее принимает - за ангела милосердия, что ли? Понятно, что девочка, как говорится, скорбная главою, но всему есть предел! Что теперь, в благодетельницы записаться?

И почему, почему эта глупышка свалилась на голову именно ей?!

Тут к ней постучала догадка, настолько жуткая, что фроляйн Лайд едва смогла ее озвучить. Когда ей все таки удалось, ее губы подрагивали.

- Кармилла, я знаю что вы стали вампиром, чтобы ваши приключения продолжались вечно. Но давайте еще раз представим, что вы...

- ... Обычная барышня? Нет, фроляйн Лайд, этот номер больше не пройдет, - пациентка упрямо вздернула подбородок. - Второй раз вы меня не обманете! Я больше никогда не буду этого представлять! Слышите? Ни-ког-да! Потому что обычная барышня - это пустое место! Ее не существует! Все смотрят мимо, как будто ты дыра в пространстве! А если бы я и была ею - знаете, что бы я сделала? Я бы позвала вампиров! Я бы каждый день кричала, пока они наконец не услышат! Они ведь не могут входить без приглашения. Значит, с приглашением-то непременно придут! Быть вампиром - в сто раз лучше чем... когда ты... и никому нет дела...

Заметив, что у пациентки вот-вот начнется истерика, фроляйн Лайд обняла ее за острые плечи и держала, пока ее не перестало трясти, пока она не затихла в ледяных тисках, как затихает замерзающий в метели. Поцелуй она девочку сейчас - и на лбу остался бы след обморожения. Когда Кармилла окончательно успокоилась, фроляйн Лайд разжала руки. Она услышала все, что хотела - вернее, не хотела - и могла уходить. Даже не уходить - бежать. Внезапно худосочная пациентка показалась ей очень привлекательной, чтобы не сказать аппетитной. Бороться с искушением становилось все труднее.

А нужно ли?

Согласно официальному диагнозу, девочка безумна. Любые странные раны можно свалить на членовредительство, а ее рассказам про вампиров все равно никто не поверит. Так просто. Само провидение предает Кармиллу ей в руки. И не только Кармиллу, но и остальных пациенток. Неиссякаемый источник пищи. Как она раньше до этого не понимала?! Сэкономила бы столько времени и сил! Все равно что оказаться на фуршете и давиться коркой хлеба, не прикасаясь к лакомствам. Настало время смириться со своей природой...

Фроляйн Лайд вздрогнула. Нет, невозможно. Наверное, он научился отравлять ее сознание даже на расстоянии, потому что это ну никак не могут быть ее мысли! Сама бы она до такого непотребства ни в жизнь не додумалась! Или все таки додумалась? Возможно, все чудовища думают именно в таком ключе, и через некоторое время подобные измышления уже не покажутся ей ужасными? Cумеет ли она разглядеть наступление этого момента, или ее мысли в одночасье изменятся так же поразительно, как некогда изменилось ее тело? В любом случае, фроляйн Лайд надеялась, что тогда рядом с ней не окажется Кармиллы.

- Вот теперь мне действительно пора.

- До свидания, фроляйн Лайд, - голос девочки все еще был хриплым от слез. Она натянула одеяло до самого носа, но когда сиделка уже открыла дверь, добавила скороговоркой. - Знаете, мне очень понравилось бросать печенье из окна!

Ох, все мысли только о еде! Хотя чья бы корова мычала, подумала сиделка.

- Не сомневаюсь. Это занятный вид спорта, - фроляйн Лайд постаралась улыбнуться. - Какое печенье вы хотите выбросить в следующий раз?

-А что, разные бывают?

- Конечно. Я слышала, что у шоколадных хорошее ускорение.

- Тогда шоколадное!

- Будет сделано. И вот еще что - пожалуйста, не зовите вампиров этой ночью. Хотя бы слишком громко.

- Постараюсь.

- Одного упыря нашей больнице за глаза хватит.

- Да, вообще-то.

- Тогда до скорого, Кармилла.

- Спокойной вам ночи.

В раздевалке она сменила форму на коричневое ситцевое платье в белую полоску, без турнюра и прочих излишеств, а потом наспех собрала волосы в некое подобие прически. Теперь сиделка напоминала мещаночку с городской окраины. Иными словами, это идеальный охотничий костюм, лучше любой амазонки. Пятна тоже отстирывались очень быстро.

Она готова.

Вопреки пожеланиям Кармиллы, эта ночь не будет спокойной.

Какое уж тут спокойствие, когда по улицам бродит голодный вампир?

В темном небе обрезком ногтя белел месяц. Трущобы затянуло туманом, пропитанным потом, похотью и перегаром. В блеклом, дерганном свете фонарей люди напоминали марионеток, вытесанных из дерева и раскрашенных художником-недоучкой. По улицам сновали нищие в живописных лохмотьях. Где-то надрывалась шарманка, и сиплый детский голос выводил песенку про милого Августина. Из распахнутых дверей кабаков доносился хохот, визг скрипок и скабрезные куплеты. Прохожие разглядывали скромную девицу, которую непонятно каким ветром занесло в этот квартал, и улюлюкали ей вслед, но фроляйн Лайд продолжала свой путь. Ни здесь, не сейчас, не с ними. Мужчины ограничивались насмешками и пока что не пытались причинить ей вреда. Следовательно, никто из них не попадал в категорию "пища."

Теперь, когда жажда крови определяла само ее существование, фроляйн Лайд часто думала об этом. Больше всего она боялась, что в ей проснется азарт. Что ее сердце, бесполезным комком повисшее в груди, вдруг встрепенется, когда рядом окажется новая жертва. И ей понравится это ощущение, настолько понравится, что она захочет пережить его снова и снова! Ныне, присно и вовек! Тогда она войдет в раж, утратить самоконтроль, падет уже окончательно, уже навсегда, с головой бросится в кровавый омут, а вылезет оттуда чудовищем. И золотой медальон почернеет под ее пальцами.

(Зато сейчас она не чудовище, отнюдь! Она ведь питается всего раз в неделю, и то по крайней необходимости - на диете из крови животных долго не протянешь на такой каторжной работе.)

Другая крайность пугала не меньше. Что если "охота"- других терминов для своих ночных вылазок она не знала - превратится в механический процесс? Она перестанет думать о тех, кого злой рок приговорил к ее поцелую. Лица сольются во едино. Но черт возьми, это ведь не семечки щелкать! В ее руках трепещут человеческие души, даже если они принадлежат отъявленным подлецам.

Последний пункт был очень важен. Именно поэтому вампиресса сейчас петляла по узким, полутемным переулкам, забираясь в самое брюхо трущоб. Здесь на вас нападут, если ваша фигура хотя бы отдаленно напоминает человеческую. Здесь на вас нападут, если вы наденете дерюгу и вываляетесь в навозе. Здесь на вас нападут - и точка.

У глухой обшарпанной стены фроляйн Лайд остановилась. В свете единственного на всю улицу фонаря ее силуэт вырисовывался особенно заманчиво. Действительно, минут через пять из-за угла вывернули трое и, радостно переглянувшись, направились прямиком в ней. Вампиресса нащупала на груди медальон, погладила его сквозь платье - "Ты пока отвернись, ладно?"

Первым шел верзила, напоминавший плохо побритую гориллу. При виде его массивных надбровных дуг даже с Ломброзо приключился бы родимчик. Рот бандита не закрывался, как будто сила притяжения действовала на его нижнюю челюсть как-то по-особенному, не так как на остальные части тела. За ним, прихрамывая, шел белобрысый молодчик с изрытым оспой лицом. К его губе прилипла папироса. Замыкал шествие чернявый паренек, с виду итальянец. От природы темная кожа казалась почти черной из-за корки грязи. Из всей одежды на нем были штаны да жилетка, надетая на голое тело. На шее итальянца висел обломок коралла, согласно поверьям, отвращавший дурной глаз. Вампиресса облегченно вздохнула - это было еще одно суеверие, которому она не придавала значения. Вот крестик - совсем другое дело.

- Какая нам лафа! Постой, мамзелька, не спеши.

Бандиты, перемигиваясь, закружились вокруг девушки как стервятники. Вдоволь натешившись, они остановились, а громила направил на фроляйн Лайд заточку. Вопреки ожиданиям, лезвие не сверкнуло в свете фонаря, потому что было сплошь покрыто бурой коростой. Ржавчина, наверное. Хотя вряд ли.

Благодаря этому поступку, бандиты тут же поднялись в ее рейтинге негодяев. Но проверка еще не закончена.

Фроляйн Лайд дернулась вправо, и бандит скопировал ее движение. Влево - то же самое.

- Ишь, шустрая, - заметил белобрысый.- Нравятся мне такие кошечки. Кис-кис-кис!

- Но-но, не дергайся. Сама виновата, нечего шляться где ни попадя, - сказал итальянец, как видно, главный специалист по виктимологии.

- Если вам нужны деньги, то их у меня нет, - заявила фроляйн Лайд, чтобы разрешить все возможные недоразумения. Быть может, бандиты скажут "Жаль, а мы так на это рассчитывали, потому что наши дети плачут от голода." Тогда она их отпустит, хотя и не без сожаления. Вместо этого люмпены загоготали.

- Дались нам твои гроши! У нас сегодня и так навар хороший. Будешь ласковой, еще и сама заработаешь!

Еда норовила запрыгнуть в тарелку, да так резво, что приходилось ложкой отбиваться. "Первое, второе, и десерт," рассудила вампиресса. От ужина ее отделала последняя формальность. Она принципиально не кусала никого младше 18ти. А в здешних краях старики и молодежь на одно лицо, с тем же хриплым кашлем и опухшими коленями. Насчет верзилы она не сомневалась, но белобрысый и итальянец ее беспокоили.

- Ты, - она ткнула в первого. - Сколько тебе лет?

Опешивший парень захлопал белесыми ресницами.

- Ты че, опись населения проводишь?

- Сколько?

- Да пошла ты!

- Я жду.

- Ну 19.

- Отлично. Тебе?

- Я почем знаю,- итальянец почесал затылок. - Мамка говорила, что я родился в тот день, когда Гарибальди взял Палермо.

- Хмм... это было в 60м. Значит, тебе сейчас 21. Ты родом из Сицилии? - не удержалась она.

- Мои старики оттуда, только им пришлось драпать - папаша мой поцапался с местным доном. Потом скитались по всей Италии, пока не осели в Триесте. Я тогда совсем еще мелким был.

Голод, железными когтями раздиравший ее изнутри - и голову, и тело - вдруг отступил. Она услышала, как волны перешептываются с кипарисами, и увидела золотую ленту, которую солнце перебросило для нее через все море. Именно так выглядел ее последний закат. На самом деле, она его не запомнила, но потом дофантазировала, собрала воедино все приятные образы и всунула в тот вечер.

- Наверное, каждый день ты купался в море.

- Было дело.

- А я вот никогда не видел моря, - белобрысый задумчиво пошевелил ухом. - Я ваще ни разу из города не выбирался.

-Тю, нашел о чем жалеть. Вода там жирная от нефти, вонючая, мусор повсюду плавает, чайки орут как оглашенные...

- На самом деле, чайки кричат довольно мелодично, - возразила вампиресса. - Мне нравилось просыпаться под их крики.

- Ты там тоже была?

Фроляйн Лайд кивнула.

Бандит вдруг расплылся в улыбке. Зубы его были такими черными, что создавалось впечатление, будто их вообще нет.

- Да ну! А по-нашенски болтаешь? Parli italiano?

- Un pochino. Я люблю этот язык. На нем разговаривает женщина, заменившая мне мать.

- Крестная, поди?

- Можно и так сказать, - чуть поморщившись, ответила фроляйн Лайд. - Я посетила Италию прошлой весной. Красивая страна, и люди добрые. А еще мне очень нравилось тамошнее вино и тирамису. Мама готовила тебе тирамису?

- Какой там! Мы с хлеба на воду перебивались. Правда, однажды я залез в кондитерскую лавку и так этого тирамису нажрался, что пузо свело. Но кондитер, гад, меня сцапал и легавым сдал. Ну ниче, я как вышел из кутузки, сразу его лавочку подпалил!

- А че такое тирамису? - поинтересовался белобрысый.

- Ну как тебе объяснить. Оно... как облака.

- Че, серое и течет постоянно?

- Нет, такое воздушное! Внизу печенье, сладкое аж кишки слипаются, а поверху этот... как его...

- Творог, кажется, - пришла на помощь девушка. Хотя сама она уже не была уверена.

- Ага, - глубокомысленно сказал белобрысый. - А че такое творог?

- Это продукт из кислого молока, отжатого от сыворотки. Бывает крупно- и мелкозернистый, жирный, полужирный и совсем обезжиренный, - выпалил верзила, доселе хранивший молчание. - Че вы на меня вылупились? Между прочим, у меня мать была молочницей. Но потом папка пропил и корову, и тележку... Ну все, хорош разговоры разговаривать! Давайте, что ли?

Итальянец и белобрысый воззрились на своего товарища так, словно он оказался переодетым полицейским.

- Да ты че, с дубу рухнул? - завопил белобрысый, стараясь дотянуться кулаком до его носа, что было проблематично даже на цыпочках. - Она мировая девчонка! Понял? Она не такая как все!

Фроляйн Лайд мысленно с ним согласилась. Выражение "не такая как все" отлично ее характеризовало. Во всех смыслах. Но дело, кажется, принимало пренеприятный оборот.

- Хоть пальцем ее тронешь, и я тебе кишки выпущу! - посулил итальянец.- Она со мной разговаривала, понял? Ей было интересно! Мною никто никогда не интересовался! Ну кроме тех легавых на прошлой неделе, но они-то вынюхивали куда я брюлики спрятал, а тут другое! И про мамку, и про тирамису... и ваще. Думал, сдохну, и ни одна собака не заплачет! А тут...

Верзила попятился.

- А че сразу я? Я хотел спросить, может, ее до дому проводить? А то еще пристанет какая-нибудь гнида.

Итальянец тут же просиял.

- О, это мысль! Вы, синьорина, теперь можете спокойно по улицам ходить, - галантно обратился он к фроляйн Лайд. - Мы всем нашим прозвоним, какая вы из себя, и никто вас не обидит! А если все же прицепится кто, скажите что Марио Форти ему уши отрежет, перцем посыплет и засунет в... в карман, в общем, засунет.

- Марио дело говорит. И на меня сошлитесь. Меня Бледным Густавом звать, - белобрысый вытер нос и неуклюже ей поклонился. - А хотите и про мою мамку послушать? Она однажды целую неделю дома ночевала! - добавил он с гордостью.

- А я - Кирпич, - прогундосил верзила.

Вампиресса медленно протерла глаза. Она просто не верила происходящему. Никогда прежде не сталкивалась с таким тотальным невезением.

- Разве вы не собираетесь ничего со мной делать? - спросила она почти умоляюще. - Ну там взять меня силой?

- Побойтесь Бога, фроляйн! - укорил ее Кирпич.

- Что, совсем?!

- Будто с вами так можно! Нееет, вы барышня деликатная. Сразу видно, что хороший человек.

Так, подумала она, какое сегодня число? Нужно уточнить, чтобы потом вычеркивать его из календаря все последующие годы. Несчастливый день, если что.

С каждой секундой он становилась все хуже.

- Негодяи! Немедленно ее отпустите!

Задыхаясь и держась за правый бок, к ним бежал доктор Ратманн. В глазах бандитов что-то неуловимо изменилось, и перед фроляйн Лайд стояли уже не трое мальчишек, сплоченных мыслями о молоке, а заматеревшие преступники.

И у них по-прежнему был нож.
  
  
  
   ГЛАВА 14

Доктор Ратманн сразу же отодвинул девушку в сторону, после чего принял боксерскую стойку - иными словами, выставил перед собой кулаки и как следует набычился. При его небольшом росте и склонности к полноте, это выглядело весьма забавно. По крайней мере, бандиты сразу же уловили комизм ситуации.

- А это че за фраер?

- Небось, при часах и бумажнике!

- Сейчас, мил человек, мы тебя пощипаем!

- Подите прочь!

- Ой, какие мы смелые. А если не пойдем, че тогда? - и Кирпич помахал в воздухе заточкой.

- Я позову полицию! - ответил доктор и тут же привел свою угрозу в действие. - ПО-ЛИ-ЦИ-Я!!!

- Ори, пока дыхалку не порвешь, - великодушно разрешил бандит. - Сюда ни один фараон не сунется.

Хрюкнув, он расхохотался. К нему тут же присоединились подельники, и в раскатах смеха потонуло тихое треньканье шпилек, которые одновременно выскочили из прически девушки и упали на мостовую. В этот же момент смех замерз во всех глотках.

- аааааааАААА!!! - завопил Кирпич без перехода. Белобрысые лохмы Густава зашевелились. Марио поднял руку чтобы перекреститься, но забыл с какой стороны начинать. Все трое замерли на месте, парализованные ужасом. То был не обычный, повседневный страх, как то загреметь в каталажку или погибнуть в пьяной драке. То был страх из детства, который прячется под кроватью, выглядывает из приоткрытого шкафа, населяет каждую причудливую тень, шорох, собачий вой за окном. Страх перед чудовищами, что приходят за плохими детьми. А в глубине души каждый знал, что он был очень, очень плохим ребенком и давным-давно заработал на личного монстра.

И монстр пришел.

Их напугали даже не волосы, развевающиеся по сторонам, словно ее парикмахером была Медуза. И не рот, который не закрывался из-за огромных клыков. Последней каплей стала тень, которая вдруг отклеилась от стены, протянула к ним длинные призрачные руки и строго погрозила пальцем.

Пока что страх жмурился и вопил на одной ноте "Пусть оно уйдет!" Но как только инстинкт самосохранения сумел его перекричать, бандиты бросились врассыпную.

Доктор Ратманн удивленно поднял брови. Вот ведь какова сила внушения! Недаром он занимается гипнозом. Стоило только упомянуть полицию - и бандиты испугались не на шутку. Вся соль в правильной интонации. А мерзавцам еще повезло, что он не стал делать пассы руками! Тогда они бы прямо на месте окочурились!

Он обернулся к спасенной девушке, которая смущенно прикрывала рот. Волосы ее почему-то были распущены, а в глазах вдруг промелькнуло нечто такое... хотя примерещилось, конечно. Выглядела фроляйн Лайд еще хуже чем час назад. Может, всему виной плохое освещение, но у ее кожи был зеленоватый оттенок.

- Герр доктор, вы-то что здесь делаете? - отрывисто прошептала она.

- Не мог же я отправить вас домой в таком состоянии! Хотя я упустил момент, когда вы покинули больницу, но после поспрашивал на улицах и наконец пришел сюда. И вовремя! У, сброд! Ну ничего, я их отпугнул. Видали, как они прыснули? В следующий раз не будет домогаться одиноких барышень!

Вампиресса подумала, что после этого случая они, вероятно, наденут власяницы и босиком отправятся в паломничество, бичуя себя на ходу.

- Представляю, каких непристойностей они вам наговорили!

- Вообще-то, мы обсуждали творог, - сказала фроляйн Лайд.

- Бессвязная речь, - удовлетворенно отметил доктор.

- Мне пора идти.

- Что, прямо сейчас? И думать забудьте. У вас шок, милочка. Между прочим, француз Шарко доказал, что вследствие сильнейшего потрясения по нервным окончаниям пробегает электрический ток, что может привести к параличу! Вы ведь не хотите поменяться местами с нашими пациентками, не так ли?

- Совсем не хочу.

- Тогда вам необходимо посидеть и успокоиться. Есть тут поблизости какое-нибудь кафе?

- Благодарю, но право же... Я как-нибудь сама.

Доктор дотронулся до руки фроляйн Лайд, и девушка тут же ее отдернула.

- Ну вот, и ткани похолодели. На лицо все признаки сужения сосудов. Позвольте мне измерить вам пульс...

- Вы, кажется, упомянули кафе? - быстро проговорила она. - Я бы не отказалась от чашки горячей, сладкой, струящейся... чая.

- Вот и славненько! Чаек - это то что доктор прописал, - обрадовался Ратманн, накидывая ей на плечи свой сюртук.

Вот так, вдвоем, они отправились искать более-менее приличное кафе, хотя найти его в этом квартале было не проще чем айсберг в Сахаре. Желая развлечь подопечную, доктор нес какую-то веселую чепуху, а фроляйн Лайд время от времени кивала. Изо всех сил она старалась не думать о своем Голоде. Ночь длинна, у нее еще есть время. Главное, поскорее улизнуть от доктора, и можно охотиться снова.

Но до чего же обидно, правда? И почему работа всегда так нагло лезет в личную жизнь?

В конце концов, они отыскали кабак, во дворе которого в данный момент не происходила поножовщина. Кое-как нащупав дорогу среди табачного дыма, доктор и медсестра заняли свободное место. Рядом с ними кто-то надтреснутым голосом затянул песню. Хрипело пианино, и две женщины, хохоча, отплясывали на столе. Поговаривали, что в подобные кабаки нередко захаживает сам наследный принц Рудольф. В другое время фроляйн Лайд присмотрелась бы к присутствующим, но сейчас ее занимал лишь один вопрос - как, ну как отбиться от доктора Ратманна, который всерьез озаботился ее здоровьем?

- Кельнер! - помахал рукой доктор. - Рюмку коньяка мне, а моей даме - чашку чая. Да поживее.

Фроляйн Лайд пристально на него посмотрела. Когда это она успела стать его дамой? Что здесь вообще происходит?

Перед ней появилась чашка с отбитой ручкой. Дождавшись момента, когда доктор отвернется, вампиресса чуть наклонила ее и вылила содержимое под стол. Будь она сытой, никто бы и глазом не успел моргнуть. А так получилось довольно неуклюже. Кроме того, Ратманн поднаторел в наблюдениях за пациентками, которые пытались точно так же избавиться от опийной настойки. Он покачал головой, и фроляйн Лайд пристыженно потупилась.

-Ай-ай-ай! Мелкая моторика так и не восстановилась! Кельнер! Еще чаю! И коньяку!

Вторая чашка сломила ее волю к сопротивлению. Притворившись что пьет, вампиресса опустила в горячую жидкость язык, бесцельно им там поболтала, и едва сдержала гримасу отвращения. И сам-то по себе чай был мерзкий - наверняка, заваренный из прокисшей заварки, которую снова высушили и продали под видом свежей. Но сейчас у любой жидкости, включая "вино кометы," был бы противный вкус.

Кроме одной.

Вампиресса вцепилась в стол, потому что внезапно перед глазами все поплыло. Музыка и смех отступили на задний план, и она слышала только нарастающий гул, как если бы где-то далеко прорвалась плотина и теперь неслась к ней, сметая любые преграды на своем пути. Кровь текла по сосудам, бурлила под кожей, грязной, потной, покрытой щетиной, но на самом деле совсем тонкой и беззащитной. Еще немного - и вампиресса не удержится. Бежать, немедленно бежать!

- Герр доктор...

- Можете называть меня Отто, - ни с того, ни с сего предложил он.

От этой ремарки она остолбенела. Даже Голод, казалось, удивленно присвистнул, а Зов Крови уступил место более насущным проблемам.

Фроляйн Лайд наморщила лоб.

- Нет, не могу, - после долгих раздумий сказала она. - Это против субординации.

- Как приятно встретить серьезную молодую девушку в наши распущенные времена! Не то что всякие там вертихвостки. Я ведь с самого начала присматривался к вам, фроляйн Лайд. Сколько вы у нас служите? Почти три недели? Этого времени с лихвой хватило, чтобы составить о вас мнение.

- Правда?

Попалась! Ну вот, далее последует что-нибудь вроде "Я видел, как вы превратились в летучую мышь, чтобы успеть домой до рассвета. Чем вы объясните сей феномен?" Тогда придется распрощаться со Св. Кунигундой. Главный врач - это не суеверная старушка, он такой распущенности от персонала не потерпит. Превращения в диких животных на территории больницы, разумеется, противоречат санитарным нормам. А где ей потом искать приличную работу в ночную смену?

- Я, конечно, не детектив, не какой-нибудь заморский Алан Пинкертон, но работа психиатром, знаете ли, развивает наблюдательность.

- И что же вы обо мне думаете?

- Вы очень тихая, скромная и спокойная барышня. Скорее все, происходите из простой семьи, где вас не баловали обновками.

Фроляйн Лайд распахнула рот.

- Угадал?

Нет, но промах его был таким запредельным, что сиделка чуть не взвизгнула от восторга. Все равно как если бы игрок в теннис один ударом разнес пол-площадки и насмерть зашиб судью.

Как ловко, однако, ей удалось замаскироваться!

- Что натолкнуло вас на эту мысль? - спросил фроляйн Лайд, уже глядевшая веселее.

- На первых порах новенькие смотрят на свою униформу с отвращением, словно их в рубище обрядили. Вы же носите ее с достоинством, что бы не сказать с удовольствием. Мне продолжать?

- Пожалуйста.

- Вы держитесь особняком. Не сплетничаете с остальными сиделками, не интригуете и не делаете гадостей исподтишка. Знаете себе цену.

- Да, это так, - согласилась вампиресса. Она действительно знала свою цену. Всю сумму, до последней золотой монеты. Специально у отца уточнила.

- Пациенты вас любят. Даже самые буйные быстрее засыпают, когда вы на дежурстве. Вы здорово экономите нам лауданум.

- Я стараюсь.

- За все это время на вас не поступало жалоб. За исключением того малозначительного эпизода с косметикой, у вас не было нарушений.

Фроляйн Лайд отлично помнила злополучный вечер, когда фрау Кальтерзиле раскудахталась, увидев ее изменившееся лицо. Правда, после эпизода в ванной, она подчиненную более не беспокоила. Когда на твоих глазах у новенькой вырастают двухдюймовые клыки, которыми она тут же распарывает себе запястье и, продолжая вежливо улыбаться, выдавливает кровь в раковину, покуда румянец на щеках не потускнеет - это, надо заметить, отрезвляет. Сразу возникает вопрос, на ком она испробует эти клыки в следующую очередь.

Именно с тех пор вампиресса стала охотиться не перед работой, а после, в выходной. Лицо как раз успевало прийти в норму.

- Мне кажется, за вашу безупречную службу вы заслужили повышения. Причем солидного.

- Насколько солидного?

- Очень.

Уж не задумал ли он отправить на пенсию старушку Кальтерзиле? А что, было бы заманчиво.

- Я буду Фрау Старшая Медсестра? - уточнила она.

- Фрау Доктор.

Вампиресса вцепилась в свои виски, стараясь отогнать еще один приступ головокружения. И почему все так скверно складывается? Просто одно к одному.

- Это невозможно, - в ее голосе закружились первые снежинки.

- Почему же?

- Я вас не люблю.

Доктор Ратманн вытер лоб, покрасневший от коньяка, и посмотрел на девушку снисходительно.

- Ох, фроляйн, фроляйн. Нам ли с вами верить в романтические бредни? Как сторонник теории Дарвина, я считая, что любовь - это ничто иное как процесс, сформировавшийся в ходе эволюции для поиска подходящего партнера. Для продолжения рода, понимаете? А не для того, чтобы бродить при луне, ломая ноги, и кропать бездарные вирши. Чистая физиология, а не всякие там финтифлюшки! Голимые инстинкты, которые бесполезно присыпать сахарной пудрой! - он все распалялся, - О да! В нашу лечебницу нередко попадают молодые девицы, впавшие в меланхолию из-за неразделенных чувств, но нужно видеть, как быстро холодный душ снимает все симптомы! В крайней стадии любовь превращается в болезнь, но и ее можно вылечить. Хотя лучше просто не заболевать.

Вампиресса прикоснулась к левой груди, где скукожилось ее сердце. Которое не билось. "Вылечите меня, пожалуйста!" внутренне взмолилась она. Поверить в слова доктора было как никогда заманчиво. Даже если отбросить научный взгляд на вещи, поэты твердят про любовь до гроба. А раз она уже перешагнула порог, значит, все должно закончиться. Ну, как-нибудь. Само по себе. Вот только оно никак не заканчивается. Что еще нужно сделать?

Рука спустилась ниже и нащупала медальон. Иногда казалось, будто он пульсирует на ее ладони. Но, наверное, просто руки дрожат.

Ей вдруг просто нестерпимо захотелось все рассказать. Вдруг она погибнет, а никто так и не узнает ее секрет? Если потом откроют медальон, то или истолкуют все превратно, или спишут на девичью экзальтированность. Но доктор-алиенист - это последний человек, перед которым следует выворачивать душу. Он сразу же поставит ей какой-нибудь заковыристый диагноз. А какие теперь диагнозы, если она и так мертва?

- Почему вы считаете, что мы с вами подходящие партнеры для репродукции? - спросила фроляйн Лайд чтобы поддержать разговор.

- Это же очевидно! Вы молодая здоровая девушка. Я, хоть и хожу весь век в холостяках, тоже еще не стар, - приосанился главный врач. - Кроме того, я могу вас полностью обеспечить. Впрочем, если вам захочется продолжить образование, я с радостью запишу вас на медицинские курсы. Я считаю, что женщины тоже могут заниматься умственной деятельностью, ну за исключением одной недели в месяц. Со временем вы сможете стать моей ассистенткой! Вы будете всем довольны, фроляйн Лайд.

- Нет, - теперь в ее словах сквозила вечная мерзлота. - Я очень польщена вашим вниманием, но нет. Никогда.

В доказательство своей решимости, она оттолкнула чашку чая и сложила руки на груди.

- Неужели у меня есть соперник?

- Да, - ответила сиделка несколько нетвердо. Ни к чему ведь вдаваться в подробности.

- И вы его, надо полагать, любите? - доктор Ратманн выплюнул последнее слово как кислую виноградину.

- Именно так. И буду любить вечно. В самом что ни на есть прямом смысле этого слова.

- Что ж, я был о вас лучшего мнения, фроляйн Лайд. Вы оказались гораздо более легкомысленной особой, чем мне подумалось в начале. Но выбор, конечно, ваш. Разрешите хотя бы проводить вас до дома?

- Если вам так угодно, герр доктор, - неохотно согласилась она.

Ничего, как только он отвяжется, можно еще раз попытать удачу. Вдруг на этот раз повезет. Если, конечно, те бандиты не раструбили на весь квартал или о ее феноменальных добродетелях, или о ее способности превращаться в Горгону с пол-оборота.

Отсюда до ее квартиры было недалеко, и уже через десять минут они стояли возле подъезда. Фроляйн Лайд едва сдерживала нетерпение, но доктор все никак не уходил.

- Могу я поцеловать вас на прощание?

Поколебавшись, сиделка протянула ему руку. Доктор осторожно взял ее в свою.

- Такая холодная. Вам следовало допить чай.. Но я не этот поцелуй имел в виду.

В следующий момент он уже крепко сжал ее запястье. Сколько рюмок он выпил? Две, три? Ой как плохо!

- Нет! - закричала фроляйн Лайд, но глаза ее, как намагниченные, уставились на обнаженную шею доктора. Еще в кабаке, разгорячившись, он расстегнул воротник, а после забыл привести себя в порядок.

- Всего один? Дружеский?

- Сейчас же меня отпустите!

- Что, разве не так поступают герои готических романов, которые вы, девицы, просто обожаете?

- Прекратите!

- Обычные мужчины вам не по нраву! Вам подавай героя с плащом и шпорами!

- Видеть вас не могу!

- Я настолько вам противен?

- Наоборот, - прошептала она и упала ему на шею.

От неожиданности доктор дернулся, замолотил руками по воздуху, но уже совсем скоро впал в оцепенение. Не отрываясь от его горла, вампиресса огляделась по сторонам. К счастью, улица была пуста. Ангелы-хранители всего квартала в ту ночь получили премиальные.

Покончив с трапезой, вампиресса вытерла губы о рукав и тут же тихо обругала себя за неряшливость - ну вот, манжету теперь хоть выбрасывай. Интересно, у древних вампиров получается аккуратнее или они тоже краснеют и мямлят себе под нос, когда относят одежду в прачечную?

Затем она осторожно уложила своего начальника на мостовую. Он был жив, хотя и в глубоком обмороке. Шею теперь украшала рваная рана, а на воротнике виднелись темные пятна, словно кляксы, сорвавшиеся с пера неловкой ученицы.

О том, что же она все таки натворила, вампиресса подумает чуть позже. Теперь следовало действовать быстро и решительно. Убедившись, что его здоровью ничего не угрожает, фроляйн Лайд коснулась пальцами его висков. Он должен забыть о произошедшем.

Поскольку действие нашего романа происходит еще до эпохи кино, вампиресса ничего не знала о монтаже, поэтому ее задача представлялась ей как некое подобие аппликации в альбоме, где все изображения были объемными и двигались. Вампиресса открыла его сознание, и на нее тут же обрушилась неразбериха голосов, лиц, событий. Игнорируя весь этот кавардак, она нетерпеливо листала страницу за страницей. В память запала лишь какая-то круглолицая бидермейровская девица, которая поджав губки, твердила, "Нет, Отто, маменька все равно не позволит. Вот получишь диплом, тогда и признавайся в любви сколь душе угодно." Когда она наконец добралась до сегодняшней ночи, то воображаемыми ножницами перекроила произошедшее, вырезала одни фигуры, вставила их в другую обстановку, кое-что поменяла местами, кое-что скомкала и выбросила.

Ее вновь накрыла волна стыда, потому что в который раз ей представилось, что еще можно сделать с этакими-то способностями - например, оставить ехидные комментарии на полях, или вычеркнуть приятные воспоминания, а все болезненные, мучительные несколько раз обвести красным. Или того хуже - просто изорвать все страницы, чтобы в голове жертвы осталась лишь груда обрывков, которую бедняга будет тщетно ворошить, силясь вспомнить хотя бы свое имя.

А сколько раз Он со своими прихвостнями проделывал такой трюк?

Готово.

Можно захлопнуть книгу и привести доктора в чувство, но вампиресса заколебалась. Что если..? Нет, переписывать она ничего не станет, но добавить всего-то пару абзацев? В больнице больше не будут применять ледяной душ, и молочную диету, и прижигания, и прочие методы, явно порожденные творческим союзом Торквемады и де Сада. Должны же быть какие-то другие варианты. Совсем чуть-чуть вычеркнуть и дописать. Это во благо!

Но кто назначил ее специалистом по добру и злу? С каких это пор мертвые указывают живым, как им обращаться друг с другом? Она представила, куда может завести такой оборот дел - в конце концов, государи тоже люди и в их сознание она может проникнуть с той же легкостью - и поняла, что лучше остановиться прямо здесь. Во благо! Откуда ей знать, что такое благо, если каждую неделю она выпивает несколько глотков человеческой души? И все же...

- Герр доктор? Да очнитесь наконец!

Чья-то рука тормошила его за плечо. Ратманн медленно открыл глаза, но, почувствовав тошноту, снова зажмурился. Вторая попытка была более удачной. Он лежал на спине, а над ним склонилась женщина, которая смотрела одновременно и участливо, и смущенно. Ему потребовалось время, чтобы опознать в ней простую сиделку. Кожа, припорошенная золотыми веснушками, казалось, вобрала в себя весь окружающий свет и сиянием свои затмила даже звезды (впрочем, затмить городские звезды, мелкие и тусклые, - невелика наука).

- Как вы?

Доктор Ратманн поймал себя на мысли, что сиделке следует прислать ему счет просто за то, что он мог наслаждаться ее голосом. Лучшая оперная певица рядом с ней показалась бы писклявым воробышком.

- Уже хорошо...кажется...что произошло?

- На меня напали трое, у одного был нож. Вы прогнали их всех, но прежде чем убежать, тот, с ножом, успел вас пырнуть. Вы пролили кровь, чтобы спасти меня. Спасибо.

Вампиресса помогла ему подняться, облегченно отметив, что он уже мог самостоятельно держаться на ногах. Руки ее были теплыми.

- А сейчас вы пойдете домой, укроетесь пледом и выпьете чашку какао.

- Да... да... пожалуй... было бы неплохо. Тогда, до завтра, фроляйн Лайд?

- Прощайте, доктор.

Обернувшись, он еще раз бросил на нее затуманенный взгляд.

- Знаете, я никогда и подумать не смел, что мне встретится кто-то настолько прекрасный!

Он любил ее как... ну, скажем, как свою душу. Сейчас в их жилах текла одна и та же кровь. Почти что родня. Но вампиресса отчаянно надеялась, что к завтрашнему вечеру все чары рассеются и краденая красота потускнеет. До чего же неловко! Она чувствовала себя так, будто покидает чужой дом, прихватив столовое серебро, а хозяева еще и благодарят ее за приятно проведенный вечер.

- Что-то, - шепотом поправила она.- Что-то, а не кто-то.

Ратманн зашагал по улице. Само происшествие он помнил смутно - да, трое бандитов, лезвие, он сам грозит им кулаком. Что-то в этом роде.

И тут ему в голову пришла Идея.

Правда, создавалось впечатление, будто идея сидела там уже давно и только сейчас предстала во всей красе. Это была хорошая идея, он точно знал. Вот только как он до нее додумался?! Но выстроить аргумент оказалось не так уж сложно - он спас медсестру от лютой смерти, значит, это событие следует отпраздновать. Завтра же накроем стол в больнице! Пусть и пациентки присоединяются, что они, не родные, что ли? Диета диетой, но ради такого случая стоит ослабить режим. Всю дорогу до дома главный врач Св. Кунигунды думал о свиных ребрышках, жаренной картошке, и хрустящем салате. И почему-то о шоколадном печенье.

Когда он скрылся из виду, вампиресса привалилась к стене.

Горло ее сжимал невидимый ошейник. От него тянулась цепь - тоже невидимая но такая ощутимая! - конец которой терялся вдали. Так было всегда, еще до ее рождения. Предназначение, чтоб его черти взяли! Вот уже целый год она трепыхалась в кувшине с молоком , но масла так и не сбила. Не проще ли утонуть? Сложить лапки и пойти ко дну? Все равно она не властна над своей судьбой. Думала что спряталась, а на самом деле передвинулась с одной клетки на другую. Все дальнейшее существование - не что иное как черно-белая доска, по которой кто-то будет двигать ее согласно своей стратегии.

Даже в больнице она оказалась потому, что глупая девчонка заходилась в беззвучном крике, призывая вампира. И вампир явился. Как в сказке. Черт бы побрал все сказки! Найти бы могилу братьев Гримм и сплясать на ней тарантеллу, чтоб им на том свете стало неспокойно.

Но случай с доктором - это последняя соломинка, которая переломала спины всему каравану! До сегодняшней ночи она была уверена, что контролирует себя. Страшно подумать, что могло произойти, сделай она пару лишних глотков! А ведь это мог быть любой знакомый человек - другая медсестра, или та же Кармилла, или еще раньше... собственно, отчасти из-за этого страха ей и пришлось бежать.

И еще раз придется.

Вампиресса вытянула руку, надеясь поймать хотя бы дуновение ветерка. Согласно фольклору, ветер доносит ваши слова до каких-нибудь сверхъестественных существ. Бывало, в ненастную погоду она могла такого про себя наслушаться, что потом еще долго уши горели.

Безветренно. Но фроляйн Лайд все равно задрала голову и прокричала.

- Виктор! Приди же ко мне, победитель! Забери свой трофей! Видишь, я такая же, как ты. Такая же тварь. Я больше не прячусь, хотя от тебя попробуй спрятаться! Ну же? Тебе нужна только я, вы ведь с отцом так договаривались! Да или нет?! Это означает, что ты больше никого не тронешь, или я чего-то недопоняла? - ответа не последовало, да она на него и не рассчитывала. - Виктоооор! Неужели у тебя не было детства, раз ты до сих пор не наигрался? Мы тебе не солдатики, мы жив... какая разница, что неживые! Все равно так нельзя... Когда, черт побери, когда? Когда ты наконец меня заберешь?!

Ничего. Только ночь подмигивала ей фонарями сквозь рваную вуаль тумана и тихо над ней насмехалась.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Оценка: 8.23*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"